Атаман. Кровь за кровь

кошелька главврача.

Третий обитатель приходился родственником пер­вым двум. Он приехал навестить их с внушительными баулами. В баулах оказалось огромное количество вы­пивки и всяческой снеди. К вечеру в палате дым стоял коромыслом. Не отказался поучаствовать в пиршестве и Терпухин, надеясь водкой заглушить боль от полу­ченных ран.

В полночь к столу была приглашена дежурная мед­сестра, не та толстушка, которая делала Терпухину перевязку, а другая, помоложе и с бюстом, как у Мэрилин Монро.

Ее мало интересовали напитки, черная икра и стер­лядь колечками. Не интересовали ее также богатый спонсор ужина и псевдобольные отец и сын. Она поло­жила глаз на «левого», которого подселили по приказу главврача.

Медсестра посматривала на Терпухина так вырази­тельно, что он без труда прочитал в ее глазах неугаси­мый огонь вожделения.

После нескольких рюмок водки дежурная медсестричка стала то и дело подмигивать Юрию, причем делала это так усердно, что подвыпив­ший атаман подумал, а не тик ли у этой смазливой ба­бенки? Узенькое обручальное кольцо на ее пальце неко­торое время смущало Терпухина, но очередная порция водки наконец сломала его моральную устойчивость, и он подмигнул в ответ.

Медсестра слегка кивнула головой в сторону двери, два раза подряд выкинула пять пальцев, притронулась к часикам на руке и вышла из палаты. Терпухин понял бесхитростную жестикуляцию — он должен выйти за ней спустя десять минут.

Захмелевшие отец и сын, а также их московский родственник лыка не вязали и не замечали ничего во­круг. Терпухин опрокинул в рот еще одну стопку вод­ки, закусил балыком и вышел в коридор.

Около трех часов ночи обитатели санатория были разбужены звоном разбитого стекла. Те, которые не проснулись от этого звука, были разбужены позже — выстрелами из огнестрельного оружия.

— Сестра! Сестра! — хором кричали больные, но медсестры нигде не было. Когда дежурная медсест­ра наконец выскочила в коридор, все уже стихло.

Тем не менее она позвонила в милицию и стала рас­спрашивать осмелившихся выйти из своих палат паци­ентов, откуда стреляли. Ей указали.

Пистолетная пальба произошла в четырехместном номере, из которого медсестра умыкнула раненого Тер­пухина, оказавшегося почти непригодным к любви.

Утрамбовывая ненадетый лифчик в карман халата, медсестра приставила ухо к двери палаты и прислуша­лась. Оттуда не доносилось ни звука. Когда она, нако­нец, открыла дверь, то ужаснулась.

Обитатели палаты были сражены наповал. Двое да­же не успели соскочить со своих кресел. Один из уби­тых лежал на полу.

Медсестра вдруг побежала по коридору к той пала­те, которую она так долго не хотела покидать. Осто­рожно открыла дверь. В лицо ей дохнуло прохладой. Окно было распахнуто, ветер забавлялся шторкой...

Вновь прибывший пациент бесследно исчез.

Вскоре приехал наряд милиции. Милиционеры, по­видавшие всякое в их насыщенной криминалом жизни, также поразились — они утверждали, что убийство за­казное и работал профессионал, возможно, не один.

Оперативники установили, что пули попали всем троим в голову, что свидетельствовало о профессиона­лизме убийц. В комнате были найдены четыре гильзы. Предположительно убийца (или убийцы) пользовался отечественным пистолетом Макарова. Было установле­но также, что ни документы, ни деньги, ни драгоценно­сти не украдены. После того как дело было сделано, убийца вышел на улицу тем же путем, каким и вошел, то есть через балкон. Многие из проживающих в сана­тории слышали ночью звук мотора автомашины.

Что касается личностей убитых, то двое были граж­данами другого государства, а один приехал из Москвы. Оказалось, что документы у всех были поддельные. Чем они занимались, установить было сложно. Но под­разумевалось, что бизнес этих погибших людей имел криминальный оттенок. На честно заработанные деньги кто станет так кутить?

Когда милиция закончила свою работу и, оставив двоих присмотреть за трупами, уехала, наступило ут­ро. Любопытствующие пациенты, в основном пожилые, столпились возле палаты. В ней валялись осколки стекла, на столике возле цветного телевизора стоял не­допитый коньяк, на пластиковых тарелочках лежала недоеденная стерлядь колечками. Вешалка в прихожей Пыла увешана добротной одеждой.

То, что в палате должен был находиться четвертый труп, осталось незамеченным. Правда кое-кто из па­циентов припомнил, что вчера в эту палату вроде бы подселили еще одного человека, но утверждать не ре­шились, тем более что главврач и медсестра не наста­ивали на этом. Первый из чувства страха, а вторая — из боязни быть уличенной в прелюбодеянии. Еще один человек из медперсонала санатория знал о суще­ствовании четвертого обитателя палаты — медсестра, накануне делавшая этому пациенту перевязку. Но од­ного взгляда главврача хватило, чтобы она не открывала рта.

Терпухин не ломал голову, кто же навел на него убийц: главврач, «добренький» таксист или медсестра, перевязывавшая его. Услышав звон разбитого стекла, он осторожно выглянул в окно. На улице стояли знако­мые «Жигули» с покореженным передком.

Уйти было делом нескольких минут, а вечером того же дня он был у Сюзанны.

Девушка обрадовалась, увидев Терпухина. Она за­нималась уборкой квартиры.

—  

Тело Валентина Бузуева нашли? — сразу же спросил Терпухин.

—  

Нет. Я была там, на водохранилище, сегодня... Они все ищут. Никаких результатов...

—  

Кто они? Водолазы? Милиция?

—  

Милиция? — переспросила Сюзанна. — Нет, ка­жется, нет... Там были какие-то люди в штатском. Но ты прав, это была не милиция...

—  

Ты уверена? Да ладно, продезинфицируй мне раны...

— 

А что случилось? — испуганно произнесла Сю­занна.

Терпухин снял рубашку.

—  

Боже, кто тебя так?

—  

Неважно кто, важно как! Кстати, у тебя есть что-нибудь из антибиотиков?

Неожиданно Сюзанна обняла Терпухина.

А потом они лежали, и Сюзанна без конца говори­ла о себе. — А я уже думала, что мне конец без вас... Без тебя, без Вальки. Хотела умереть. Если бы ты, Юра, знал, какая страшная мука жить в мире, где все любят, а тебе любить некого. Я уже хотела уколоться какой-нибудь гадостью, чтобы умереть, но душа вдруг так сильно захотела жить... Мне казалось, что я рас­кололась на мелкие кусочки, и каждый любит и тебя, и Вальку... Знай, Юра, как бы трудно ни было, само­убийство не поможет, потому, что в нем таится под­лый и дьявольский обман... Я однажды глотала таб­летки, а потом меня вырвало. Я словно заново роди­лась.

— 

А если бы тебя не вырвало?

— 

Да, когда бывает поздно, человек осознает, что хотел не умереть, а жить и любить.

—  

Слушай, Сюзанна, — прервал ее Терпухин, — мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты отправилась

на