тут же передала Григоряну:
— Уборщик на втором этаже, бежит по коридору в сторону пожарной лестницы. У него пистолет. Поспелова нет в поле обзора камеры.
Затем Рада вышла на связь с Иванаускасом:
— Уборщица нейтрализована, а у второго уборщика пистолет. Думаю, будут осложнения.
Иванаускас пожевал губами и пробормотал:
— Этот парень не уборщик. Это подсадная утка. Где Поспелов и Григорян?
— Григоряна я уже предупредила, а Поспелов до сих пор не вышел из туалетной комнаты...
— Где уборщик? Ты видишь его на экране?
— Да! Он забился в женскую раздевалку, повторяю, он вооружен.
— Найти его!.. Пошли троих: Кравченко, Антоновича и Асланбека. Уж эти-то ребята его не упустят.
Бузуев метался по женской раздевалке. Ему хотелось залезть в какую-нибудь щель и не высовывать носа, но, побегав по помещению, понял, что здесь ему не скрыться. Он снова выбежал в коридор, свернул за угол и наткнулся на труп тети Нины. Бузуев склонился над ней. Да, тетя Нина была мертва, ее глаза были широко раскрыты, в них застыл ужас. Валентин закрыл глаза покойнице и, стиснув зубы, поднялся. Страх понемногу улетучивался, возвращалась способность реально оценивать обстановку.
Отправив троих террористов расправиться с уборщиком, Иванаускас решил, что пора привести угрозу в исполнение. Жизнь одной из заложниц для него ничего не стоила. Двое подручных привели девушку, ту самую, которую он уже два раза ставил перед камерой. У нее отказали ноги. Ее пришлось тащить волоком.
— Пошли, козочка, — подбадривал террорист девушку.
Ее поставили перед камерой. Рядом стал Иванаускас и подпер девушку плечом, чтобы она не упала.
Остальные девушки видели, что главарь террористов вытащил пистолет из кобуры и держал его у себя за спиной.
Акт возмездия начался...
— Если вы не возражаете, я воспользуюсь вашей связью, — сказал Купреев, — чтобы связаться с психологической службой нашего подразделения.
— Да, какие могут быть возражения, — ответил Горемыкин.
Купреев быстро дозвонился до психологов.
— Алло, я хочу, чтобы вы послушали одного психа и дали ваше заключение. Это очень важно, мы не можем принять решение...
Горемыкин вдруг взмахнул рукой:
— Смотри! Да он действительно сумасшедший!
На экране телевизора возникла картинка: террорист в полумаске и дрожащая от страха девушка...
— Двадцать минут истекли, — проговорил чужим голосом Иванаускас, — я вам дал еще пять минут. Вы но выполнили ни одного моего требования.
Террорист приставил пистолет к голове девушки и нажал на спусковой крючок. Прозвучал выстрел. Голова девушки дернулась.
Что-то кроваво-белое брызнуло на объектив камеры, и оператор из числа террористов стал деловито протирать объектив какой-то тряпочкой.
Иванаускас бережно опустил убитую им девушку па пол.
— Наше следующее представление будет через двадцать минут, — сказал он. Черный платок колебался от его дыхания. — Мне становится скучно. Пожалуй, я взорву одну из своих бомб с нервно- паралитическим газом. Я предупреждал вас — бомбы расположены на многих жизненно важных объектах города-
Немой ужас обуял всех, кто видел эту кровавую г цену и слышал голос террориста. Все это напоминало сцену казни приговоренных к смерти шариатским судом в Грозном.
Видели все это и в оперативном штабе по освобождению заложников, и во всех кабинетах различных управлений и центров Федеральной службы безопасности и Министерства внутренних дел. Они слышали, как кричали в истерике остальные спортсменки.
В спецавтомобиле прозвучал зуммер телефона. Полковник Горемыкин взглянул на телефон, но касаться трубки не отваживался.
— Поднимать? — спросил у него Купреев.
Горемыкин махнул рукой. Звонили из ФСБ.
— У вас нет времени на стратегию, ребята, — прозвучал чей-то начальственный голос. — Если вы не отдадите приказ на штурм, мы упрячем вас за решетку... Новый Буденновск, понимаешь, тут устроили... Немедленно приступайте к действиям!..
— Там все заминировано. Минеры не могут даже притронуться к стеклу...
— Буравьте стены, высаживайтесь на крыше, подкапывайте, гипнотизируйте их, в конце концов, но действуйте! — заорал тот, кто был на другом конце провода.
— Мы не можем принять решение на штурм без письменного на то подтверждения вышестоящего начальства! — отчеканил Купреев.
Его собеседник взорвался:
— Какое разрешение! У вас есть все полномочия! Ни на одну секунду Россия не должна оставаться без зонта, которым является ваше подразделение! А вы не можете самостоятельно принять решение?
— Пошел на хрен! — спокойно произнес Купреев в трубку. Звонивший еще что-то кричал, но Купреев положил трубку и потер лоб.
Если штурмовать, заложники погибнут все сразу. Если тянуть время, можно выиграть хоть одну жизнь.
Вскоре позвонили психологи.
— Этот человек не собирается никого отпускать, это не в его стиле.
— Что это значит — его стиль?
— Он взрывает заложников, чтобы прикрыть свой отход.
— Откуда такая уверенность?
— Из элементарных наблюдений, — пояснил психолог. — Мы видели, как он убил заложницу. Он прикрывался ею, как щитом... Впрочем, это всеобщая тактика, однако у данного типа она сопряжена с садистскими наклонностями.
Купреев положил трубку.
— Он всегда убивает заложников, — сказал Купреев Горемыкину.
— Что же нам делать?
— Надо побольше узнать о нем. Может, в прошлом...
— Мне плевать, что он делал в прошлом! — вдруг заорал Горемыкин. — Мы должны сделать все, чтобы спасти людей!
— Он рассчитывает на это.
— На что?
— На то, что мы станем жалеть заложников. Послушайте, товарищ полковник, я внутренне готов пожертвовать несколькими невинными гражданскими лицами и убить его. Я лично возглавлю штурмовой отряд.
Горемыкин сощурился.
— Вы уверены, что это поможет избежать большого кровопролития?
— Да. Разрешите выступить?
— Подождите. Нам никогда не отмыться, если мы примем решение сами. Пусть сверху нам спустят приказ. А приказ — дело святое. Пока у начальства трещит голова, какое же принять решение, мы будем продолжать пытаться вытащить их живыми...
— Но они же развязали нам руки, — сказал Куп-