— Однако, — сказал майор Селиванов. — Ты хоть соображаешь, что ты мне предлагаешь?
Колокольчиков качнул головой, обмотанной большим белым тюрбаном с буроватым пятном на затылке.
— Я все понимаю, товарищ майор. Я понимаю, что это противозаконно и очень рискованно, но сколько можно терпеть! Ведь мы ничего не можем сделать с этой сволочью, а он сидит и ухмыляется. Мы его, между прочим, даже найти не в состоянии. Я уж. не говорю об этой невинной жертве...
— О какой это жертве?
— Да о Прудникове вашем. У него даже кличка есть, оказывается. Профессор он, видите ли!
— Н-да, Прудников... А ты представляешь себе, что с нами будет, если нас на этом деле подловят? Тут ведь даже не увольнением из органов пахнет, за это, друг ты мой сердечный, и посадить могут... И потом, с какой такой армией ты пойдешь Банкира воевать? Наших ментов к этому делу подключать нельзя, сам понимаешь.
— А вы понимаете, товарищ майор, что Скворцова все равно пойдет на эту стрелку? Предупредить ее о том, что выходим из игры, мы не можем. Она придет туда и ее шлепнут, как глиняную тарелку на соревнованиях по биатлону. Просто подъедут и шлепнут, даже не выходя из машины... А что касается армии, можете не беспокоиться. Есть у меня один знакомый, так вот он поможет и не будет задавать вопросов. И, уж тем более, он не станет потом трепаться.
— Какой полезный знакомый... Он у тебя один такой?
— У меня — да, но у него тоже есть знакомые. Такие же, как он.
— Слушай, Колокольчиков, перестань говорить притчами, как библейский пророк! Что ты заладил, как попугай: знакомый, знакомые, родственники, друзья... Он не с Сицилии, этот твой кореш?
— Никак нет, Сан Саньгч. Он из спецназа.
— Из какого спецназа?
— Ну, Сан Саныч, ну какая вам разница...
— И то правда. Какая мне, в самом-то деле, разница? И сколько таких знакомых ты сможешь собрать?
— Думаю, за десять человек можно ручаться. Может быть, за пятнадцать.
— Господь с тобой. Колокольчиков, ты что, на войну собрался? Хватит и пяти.
— Как скажете, Сан Саныч. Так я пошел звонить?
— Это просто уму непостижимо. Послушал бы нас кто-нибудь! Кстати, ты представляешь себе, что будет, если мой кабинет прослушивается? Помнишь, как диссиденты в свое время говорили: а у нас микрофон — вон, вон и вон. А? Загремим под фанфары из органов, Колокольчиков!
Колокольчиков поднял глаза на начальство. Начальство, похоже, совсем не огорчала перспектива загреметь под фанфары. В бесцветных глазах начальства вовсю прыгали развеселые чертики, и даже сутуловатые плечи под мятыми погонами словно бы расправились и стали заметно шире. Начальство явно сгорало от нетерпения.
— Место твоя Скворцова выбрала неудачное, — сказал майор. — Жилые дома кругом, народ целый день туда-сюда мотается. А ну, как кого-нибудь зацепят твои знакомые?
— Эти не зацепят, — уверенно пообещал Колокольчиков. — Вот только за тех козлов я ручаться не могу. Те могут и зацепить.
— Грош нам цена, если мы им это позволим, — сказал майор. — Да и твоим знакомым тоже. Ах, неудачное место! Ты что, подсказать ей не мог?
— А то она меня спрашивала, — обиженно возразил Колокольчиков. — Да и потом, я тогда ничего не соображал. Валялся под батареей с дырой в башке и думал, как бы не облеваться...
— Лучше бы ты облевался, чем пистолет потерять. И ведь это, между прочим, новая статья для Скворцовой, и даже не одна.
— Далась вам эта Скворцова, — пожал плечами Колокольчиков. — Пусть бы шла. К тому же, мы с ней так и договорились. Авторитет органов подорвать хотите, товарищ майор. Нехорошо. Пусть бы шла.
— Пусть бы шла... — передразнил его Селиванов. — А тебе не кажется, что ей просто нравится убивать? Это сейчас она прикрывается необходимостью, желанием выжить и самообороной, а потом может просто отказаться от оправданий за ненадобностью: а что, добрые менты ее отпустили, значит, отпустят снова в обмен еще на чью-нибудь голову...
— Ну, Сан Саньгч, это уже метафора...
— Гипербола. Темный ты все-таки, Колокольчиков. Серый.
— Так под цвет формы, товарищ майор, и чтобы не раздражать начальство.
— Чтобы чем не раздражать?
— Ну, как сказать... Интеллектуальным уровнем.
Селиванов фыркнул.
— Гляди-ка, — сказал он, — замаскированный гений у нас в ментовке отыскался. Раскрыл наконец инкогнито.
Колокольчиков снова скромно потупился.
— Так я пойду звонить?
— Пойдешь, пойдешь. Запри-ка дверь.
Колокольчиков с деланным удивлением задрал брови, сморщился от боли в затылке и пошел запирать дверь.
— Красиво она тебя все-таки, — сказал Селиванов, гремя ключами о дверцу сейфа. — Чем, говоришь, тебя приласкала гражданка Скворцова?
— Молотком, — вздохнул Колокольчиков, возвращаясь к столу, на котором среди раздвинутых в стороны бумаг уже возвышалась початая бутылка божьей слезы и два стакана.
— Так приложила, что сразу вырубился. С разбега, что ли...
Селиванов опять хрюкнул, едва не разлив водку.
— Смешно вам, — буркнул Колокольчиков, осторожно пристраивая свои сто десять кило на хлипком стуле для задержанных, и, не удержавшись, рассмеялся сам. — Я вот тут подумал: если для меня это было таким сюрпризом, то каково же Банкиру? Весь, наверное, на дерьмо изошел. Они со Студентом вдвоем хорошо его потрепали.
— Ну, дуболомов он себе новых наберет, — сказал майор, разливая водку по стаканам. — Но ты прав, мысль приятная. Ладно, старлей, давай-ка за успех этого сомнительного дела.
Они выпили, не чокаясь, и Селиванов сразу налил еще.
— Совесть заливаете, товарищ майор? — поинтересовался Колокольчиков. — Наше чувство долга...
— Не угадал, — сказал Селиванов, разминая папиросу. — Не совесть, а инстинкт самосохранения. Слыхал про такую штуку?
— Не приходилось как-то, — покачал своим тюрбаном Колокольчиков. — Это, наверное, что-то мелкобуржуазное и глубоко чуждое здоровой натуре отечественного мента. Надо будет как-нибудь разузнать, что это такое, и попробовать в экспериментальных целях. Тянет иногда предаться мелкобуржуазным порокам.
— За мелкобуржуазные пороки! — провозгласил майор, высоко поднимая свой стакан.
На этом водка кончилась. Селиванов спрятал пустую бутылку и стаканы в сейф, а Колокольчиков отпер дверь и пошел звонить, ощущая смутное недовольство: во-первых, недостаточным количеством выпитого, а во-вторых, некой недоговоренностью, оставшейся между ним и майором. Сан Саныч, похоже, всерьез вознамерился надеть браслеты и на Банкира, и на Скворцову, и на Прудникова, если повезет. В принципе, это было вполне законное желание, но Колокольчиков рассчитывал на большее понимание со стороны начальства, хотя что именно должен был понять и не понял майор Селиванов, он не смог бы объяснить даже под угрозой расстрела.
Договорившись со своим таинственным знакомым и получив от него заверения, что все будет тип-топ, Колокольчиков втиснулся за свой колченогий стол и стал разглядывать позапрошлогодний настенный календарь с изображением некоей красотки в камуфляжной куртке и голубом берете. В руках красотка кокетливо сжимала АКМ с таким видом, словно это был искусственный член, а из выреза расстегнутой камуфляжной куртки выглядывала крепкая грудь — примерно третьего размера, насколько мог судить
