инспектор уголовного розыска старший лейтенант Колокольчиков. Все вместе это выглядело, как соленый огурец с медом, но Колокольчикову нравилось — он вообще питал слабость к парадоксам и грудям третьего размера. Вот только лицо у красотки подкачало: при всей своей миловидности было оно глупым и многоопытным одновременно, а такое сочетание Колокольчикова, несмотря на свою слабость к парадоксам, полагал достаточно неприятным. Иное дело — Катя Скворцова. Парадоксов в ней было хоть отбавляй: при своей субтильной внешности она уже успела показать себя умелым и беспощадным бойцом, и старший лейтенант не сомневался, что Банкир лично прибудет на назначенное ею свидание, хотя, по банкировым понятиям, была она чуть меньше, чем пустым местом. То есть, была бы, если бы не успела так грозно проявить себя на полях сражений. Подумав о полях сражений, Колокольчиков немедленно вспомнил реактивный миномет времен второй мировой, по странной иронии судьбы носивший то же имя, что и гражданка Скворцова — “катюша”. “А что, — подумал он, — очень даже похоже. Она практически в одиночку наковыряла в Банкировой банде столько дыр, что это напоминало Сталинград и Курскую дугу одновременно. Вот только этот малый... Серый, кажется. Что, если майор прав, и ей действительно понравилось убивать? Чужая душа — потемки”. Колокольчиков прекрасно знал, что простоват, и потому никогда не брался судить о людской психологии, но эта сумасшедшая девка, едва не проломившая ему череп, заинтересовала его всерьез. Вдобавок к чисто научному интересу, Колокольчиков поймал себя на том, что наяву видит ее голое колено, маячащее как раз на уровне его губ, и вырез клетчатой мужской рубашки, слишком свободной и потому позволяющей при желании довольно глубоко заглянуть вовнутрь...
“Что-то я не о том думаю, — с некоторой неловкостью оборвал он себя. — Неделовые какие-то у меня мысли. Не стоило, пожалуй, мне пить сегодня”.
Его все еще сильно мутило, и пульс стучал, как барабан войны. Голова, казалось, готова была развалиться пополам, и отчетливо представлялась глубокая трещина, проходившая по центральному меридиану черепа через то место, по которому пришелся удар молотком. Молотком, господи! Если ты есть, в чем я сильно сомневаюсь, то куда же ты смотришь, когда голодных российских, равно как и сытых американских и всяких прочих ментов дубасят молотками по черепу? Ведь мы, по идее, поставлены охранять твое стадо от волков. Или наша работа идет вразрез с твоими предначертаниями — кому, мол, что на роду написано и так далее? Тогда — извини-подвинься. Или научись выбирать для претворения в жизнь своих предначертаний другие орудия. Тоже мне, инструмент кары божьей — Костик без штанов...
“Во, наколбасил, — подумал он, осторожно трогая забинтованную гулю на затылке. — Сильно она меня все-таки гвозданула, все реле перемкнуло, скоро из ушей дым повалит. Эк меня занесло — господу Богу проповеди читать!”
Он посмотрел на часы. Рабочий день закончился тридцать две минуты назад, и можно было отправляться домой — чистить перышки перед завтрашним культпоходом и решать сложную морально- этическую проблему: брать завтра с собой незарегистрированный “вальтер”, хранящийся на кухне под отставшей половицей, или не брать? Табельный пистолет старший лейтенант Колокольчиков благополучно подарил преступнице и почти не сомневался в том, что, если Банкира и Профессора все же убьют, то сделано это будет именно из его табельного оружия, что, в свою очередь, порождало массу проблем. Конечно, Селиванов не настолько черствый человек, чтобы послать своего подчиненного навстречу банде с голыми руками только потому, что подчиненный этот состроил из себя круглого идиота, но, опять же, на майора надейся, а сам не плошай. В любом случае, лишний ствол про запас не помешает.
Решив таким образом проблему, Колокольчиков огорчился: он-то рассчитывал занять этим весь вечер, а теперь что же? Он посмотрел в окно. Там был уже вечер, небо стремительно темнело, свет убывал прямо на глазах, как в кинотеатре перед началом сеанса, и уже пошли загораться вдоль проспекта цепочки фонарей, а транспорт, двигавшийся по проезжей части, превратился в два потока электрического света. Правый поток был красным, а левый ярко-белым. Он вдруг представил себе Катю, как она бредет по темному берегу одного из этих потоков, высоко подняв воротник своей кожаной куртки, неспособный защитить ее от непрерывно сеющегося сверху мелкого, как мука, дождика, или сидит в гулком, вдоль и поперек протянутом сквозняками, полном транзитных пассажиров, карманников и транспортных ментов зале ожидания, наблюдая за семьей украинцев, разложивших поверх своих необъятных баулов скатерть-самобранку, распространяющую дурманящий аромат копченой колбасы и свежего хлеба. Они упоенно очищают сваренные вкрутую яйца, стараясь не сорить скорлупой и все равно соря, потому что скорлупы много, и не оттого, что это какие-то особые яйца с трехслойной скорлупой, а оттого, что их тоже много...
“Вокзалы, что ли, проверить, — подумал он, плотно застегивая куртку и машинально охлопывая карманы. — Чушь собачья. Не может она доверять нам с майором настолько, чтобы устроиться на ночлег там, где ее легче всего найти. И потом, там время от времени проверяют документы. Паспорт она, конечно же, из дома взяла. Не только же помыться она приходила. Но даже женщина должна соображать, что ее фото вполне может быть разослано по всем отделениям милиции. Впрочем, — подумал он, — это-то как раз ерунда. Патрульные менты с трех шагов не отличат собственную задницу от нефтяной скважины, а на фотографию их капитан дрочит у себя в кабинете... Нет, — решил он, спускаясь по лестнице в вестибюль и бросая косой взгляд на то место, где уже сегодня могли бы повесить его портрет с траурной лентой на уголке. — Нет, не поеду я на вокзалы. Чего я там не видал? Чего она там не видала? А поеду-ка я домой, покормлю рыбок, посмотрю на них полчасика, потом включу ящик, а заодно и “вальтер” на всякий случай почищу... под полом ведь лежит, мыши, наверное, все загадили, крысы ствол отъели...”
Дверь вестибюля протяжно заныла. Преодолев привычное сопротивление мощной дверной пружины. Колокольчиков вышел под моросящий холодный дождик, на ходу безо всякого удовольствия закуривая очередную сигарету. С бетонного козырька над крыльцом сорвалась полновесная капля и с завидной точностью упала прямо на сигарету. “Как в “Ну, погоди!”, — подумал Колокольчиков, с отвращением выбрасывая размокшую сигарету. — Самый первый выпуск”.
Он целился в урну, но не попал, и сигарета шлепнулась на покрытый тонким слоем воды бетон крыльца, в последний раз тихо и коротко зашипев, когда огненный кончик коснулся воды. Колокольчиков в сердцах плюнул ей вслед, хотя и чувствовал, что курить ему сейчас, скорее всего, не следует — уж очень кружилась голова.
Колокольчиков спустился с крыльца и зашагал в сторону троллейбусной остановки, не разбирая дороги и не обращая никакого внимания на лужи.
— Алло, старлей, — окликнули его сзади.
Он резко обернулся едва не потеряв равновесие — сотрясение мозга и алкоголь делали свое дело. В трех шагах позади него стояла Катя, и по прилипшим к голове волосам ее сбегали крупные капли воды.
— Привет, — сказала Катя.
— Д-добрый вечер, — едва выдавил из себя ошеломленный Колокольчиков.
— Ты уже на ногах, — констатировала она с одобрением. — Вам что, черепа вместе с бронежилетами выдают?
— Выдают, выдают, — отмахнулся Колокольчиков. — Бронечерепа, бронежилеты, бронемозги... Ты решила все-таки сдаться?
Катя быстро отступила на шаг, потянувшись рукой к отвороту куртки.
— Но-но, — сказала она. — Оставь свои шутки для филармонии. Я ведь, кажется, все очень ясно тебе объяснила.
— Ну, и что ты, в таком случае, здесь делаешь? — спросил он. — Только не говори, что пришла поохотиться на милиционеров.
Катины плечи вдруг устало опустились.
— Слушай, Колокольчиков, — сказала она, — ты женат?
— Допустим, нет.
— Даже и не знаю, как сказать... В общем, ты единственный мой знакомый в этом городе, которому я не должна врать и который полностью в курсе всего. Пусти меня переночевать, а? Чего-то я устала, а завтра у меня тяжелый день.
— Вот психованная, — сказал Колокольчиков. — Пошли скорее, пока нас майор не увидел. Сядем тогда вместе.
В молчании они торопливо дошли до троллейбусной остановки и влезли в битком набитый троллейбус.
