— Как знаешь, — сказала девица, вынимая из Катиной пачки сигарету и кладя пачку обратно в Катин карман. — Кстати, не надо быть такой тюхой. Я могла бы забрать всю пачку.
— А я могла бы свернуть тебе шею, — спокойно ответила Катя.
— Тогда ясно, почему ты в браслетах, — беспечно произнесла ее собеседница, прикуривая от Катиной зажигалки. Она нравилась Кате все больше — может быть, просто оттого, что была первым более или менее нормальным человеком, встреченным по эту сторону границы. Кроме того, она все-таки говорила по- русски, с напевной московской интонацией.
Катя и не подозревала, что так соскучилась по русской речи. «Да, — с легкой грустью подумала она, — гражданина мира из меня не получилось. Точнее, гражданки».
— Ты откуда такая?
— Из Сан-Франциско, — ответила Катя.
— Ну да? И как там?
Катя пожала плечами. «В самом деле, — подумала она, — как там?»
— Никак, — ответила она. — Как в кино.
— Да ну, — надулась ее собеседница. — Что тебе, трудно рассказать?
— Просто некогда, — сказала Катя. — Ты извини.
— Нет, — решительно заявила та, — так не пойдет. Я ведь помереть могу от любопытства. Надо поговорить в спокойной обстановке. Тебя как зовут?
— Кейт... тьфу ты, черт! Катя.
— А я Лизка Коновалова. Елизавета Петровна, значит. Надо бы выпить за знакомство.
Катя фыркнула.
— Хорошо бы, да вряд ли получится, — сказала она. — Лет через пятнадцать, может быть.
— Ого, — уважительно протянула Лизка. — А по тебе сроду не скажешь. Как это ты ухитрилась столько намотать?
— Просто не повезло, — сказала Катя.
— А, — откликнулась Елизавета Петровна, — бывает.
Она быстро докурила сигарету и швырнула окурок в сторону храпевшей в углу бомжихи. Окурок плюхнулся в лужу мочи и зашипел.
— В общем, так, — сказала она. — Ты, главное, не обижайся и кричи погромче.
— Че... — начала было Катя, но ее новая знакомая вдруг издала леденящий кровь визг и бросилась на нее, сразу повалив ее на пол.
Не переставая визжать, она вцепилась Кате в волосы с такой силой, что Катя вскрикнула от боли и неожиданности.
— Убью сучару! — вопила Елизавета Петровна, сидя на Кате верхом и молотя ее по чем попало. — Я тебе покажу, шалава, как чужих клиентов отбивать! Понаедут из своих санфранцисок, как будто тут своих не хватает!
«С возвращением, — подумала Катя, неловко прикрывая голову скованными руками. — Дом, милый дом и так далее».
Ей удалось наконец перехватить одну из беспорядочно молотивших рук проститутки. Резко крутнувшись, она вывернулась из-под прижимавшего ее к полу тщедушного тела и провела болевой прием. Она очень давно не посещала тренировок, но тело, оказывается, ничего не забыло, и Лизка Коновалова с воплем, в котором сквозило удивление, ткнулась носом в керамическую плитку пола.
— А-а-а!!! — заорала она так, что Катя невольно вздрогнула. — Больно! Пусти, сука-а-а!!!
Катя выпустила ее руку, сразу же вскочив. Она никак не могла вникнуть в смысл странной перемены, которая произошла с ее сокамерницей. «Наркотики? Очень может быть, — решила Катя. — Уж очень быстро она превратилась из дружелюбной болтушки в вопящее животное».
Коновалова тоже вскочила, не переставая орать, и широко взмахнула рукой. Зажатое в ней тусклое лезвие чиркнуло по Катиной сорочке. Катя отскочила назад и едва не свалилась, налетев на скамью. Лезвие снова рассекло воздух — неумело, неловко.
Катя легко уклонилась и с облегчением поняла, что то, что она поначалу приняла за нож, было просто пилочкой для ногтей.
За дверью послышалась ругань, лязгнул отпираемый засов, и в камеру ворвался лейтенант. Не обращая на него ни малейшего внимания, Елизавета Петровна снова бросилась в атаку и вцепилась в Катю, как клещ. Катя вяло отбивалась, ошеломленная увиденным: перед тем, как прыгнуть на нее в последний раз, Лизка Коновалова заговорщицки подмигнула.
— А ну, прекратить, сучье племя! — взревел лейтенант. — Коновалова, мать твою, я кому сказал!
— Убью паскуду! — выла Лизка, некрасиво распустив ярко накрашенный рот и норовя ухватить зубами Катино ухо. Лейтенант, поняв, видимо, что уговорами тут ничего не добьешься, ухватил Лизку за шиворот и резко рванул на себя. Прошитая блестками блузка затрещала, по полу со стуком запрыгал фальшивый жемчуг, Лизка взвизгнула в последний раз и, неожиданно легко выпустив Катю, вцепилась ногтями в лицо милиционера. Лейтенант оторвал ее от себя, как бешеную кошку, но тут острое костлявое колено Коноваловой вонзилось в его промежность, он охнул и присел, на глазах теряя интерес к происходящему. Одна рука его схватилась за травмированное место, а другая, отшвырнув Лизку в угол, как ворох ненужного тряпья, зашарила по кобуре, нащупывая застежку, и тогда Катя подошла к нему сбоку, сложила руки в замок, медленно, как во сне, подняла их над головой и обрушила на затылок лейтенанта, зашипев от боли, когда металл наручников впился в запястья.
Лейтенант обернулся, и Катя успела заметить в его взгляде удивление — теперь его глаза больше не казались пыльными камешками. Она ударила сложенными в замок руками еще раз — прямо по этим глазам, по переносице, вложив в удар весь свой небольшой вес, но лейтенант, пьяно отшатнувшись, все же устоял на ногах и снова начав хвататься за кобуру. Выбравшаяся из угла Лизка молча и совершенно бесшумно, сложившись колобком, нырнула ему сзади под колени, и Катя, стиснув зубы, протаранила лейтенанта плечом.
Он зашатался, размахивая руками в бесполезной попытке сохранить равновесие, и, перелетев через Лизку, рухнул на спину, с громким стуком ударившись затылком о плиточный пол. Глаза его закатились под лоб, показав синеватые белки, что выглядело бы комично, если бы не было так жутко, и затих, потеряв сознание.
— Вот блин, — сказала Лизка, вставая и пытаясь оправить на себе разорванную блузку. — Слушай, мы его не замочили?
Она присела над лейтенантом, нащупывая у него под подбородком пульс. Катя метнулась к двери и выглянула наружу. Дежурка была пуста, только бормотала и хрипела на столе портативная рация.
— Живой, — сказала Лизка. — Давай линять отсюда, покуда он спит.
— Найди ключи от наручников, — приказала Катя. Она не собиралась командовать и сама вздрогнула, услышав в своем голосе железные приказные нотки, но ее сокамерница повиновалась с такой готовностью, словно Катино главенство подразумевалось само собой.
Маленький трубчатый ключ обнаружился в большой связке, прикрепленной к поясу лейтенанта с помощью кожаного ремешка. Неумело орудуя им, Лизка открыла сначала правый наручник, а затем и левый. Катя растерла запястья, на которых остались красные ссадины, а потом, с помощью Лизки перевернув лейтенанта на живот и заведя руки ему за спину, защелкнула браслеты на нем. Поколебавшись всего секунду, она расстегнула кобуру и вынула из нее пистолет вместе с запасной обоймой.
— Блин, — сказала Лизка Коновалова. — Ну и крута ты, мать.
— Чья бы корова мычала, — ответила Катя. — Сама же все и затеяла. Могла бы, кстати, предупредить.
— А я и предупредила, — сказала Лизка. — Я же сказала: не обижайся. А ты меня — мордой в пол.
Она вдруг расхохоталась, обессиленно опустившись прямо на лейтенанта.
— Ну и рожа у тебя была, — давясь смехом, сказала она. — Я уж думала, ты сейчас заплачешь.
— Как же, жди, — невольно усмехнувшись, сказала Катя. — Ладно, ты идешь или остаешься?
— Как же, жди, — передразнила ее Лизка, поспешно вставая с лейтенанта и устремляясь к дверям.
Катя тщательно заперла камеру снаружи и, отыскав в дежурке свою сумку, бросила туда пистолет и обойму. Лизка тем временем открыла сейф, выгребла оттуда свой ридикюль и, найдя на столе протокол о
