Скажи честно: с деньгами туго?
— А ты что, в спонсоры метишь? — окрысилась Лизка, но тут же махнула рукой — той, в которой была зажата вилка. — Как тебе сказать... В общем-то, сама видишь. Я ведь на себя почти не трачу.
— Копишь? — поинтересовалась Катя.
— Да ну, — отмахнулась Лизка. — На что копить-то? Квартира у меня есть — на это ума хватило, машина мне не нужна — я их, зараз, боюсь до смерти. Когда кто-то везет — это круто, а когда сама... Никак не пойму, как это получается — надавил ногой, а эта куча железа сама собой катится, да как быстро! Мебель всякая, хрустали там, золотишко — это все говно на палочке, меня от этого блевать тянет. У меня мать в Саратове живет, так я ей посылаю. Она-то думает, что я тут на заводе работаю... контролером ОТК. — Лизка прыснула, видимо, представив себя на заводе. — А то, что в квартире бардак, ты не обращай внимания. Мне так удобно, а кого не устраивает, может не смотреть.
— Меня устраивает, — сказала Катя, осторожно снимая с языка кусочек яичной скорлупы. — Люстра у тебя хорошая.
— Ага, — с гордостью согласилась Лизка. — Это я не устояла. Ладно, давай доедай, и поехали.
— Куда поехали? — удивилась Катя.
— На работу устраиваться, куда же еще, — тоже удивилась Лизка. — Я разве вчера не говорила?
— Ты сказала, что у тебя гениальная идея, а потом... гм... уснула, — пояснила Катя.
— Уснула, говоришь? — переспросила Лизка. — То-то я смотрю, что у меня башка с самого утра гудит, как царь-колокол. Ну, это ладно. Сейчас поедем, проверим мою идею. А вдруг она и вправду гениальная?
Глава 5
— Одевайся, — тяжело вздохнув, сказал похожий на колобка краснолицый бородач в очках с сильными линзами. С трудом изогнувшись в кресле, он вынул из заднего кармана джинсов носовой платок и не меньше минуты протирал им то очки, то свою обильно потеющую лысину. Закончив процедуру протирания, он принялся задумчиво копаться в бороде, словно потерял там что-то ценное и уже почти отчаялся найти, но продолжал свои поиски просто по инерции.
Катя рывком задернула молнию на джинсах, чуть не сломав при этом ноготь, и начала трясущимися руками застегивать рубашку. Она отлично видела, что Колобок уже принял решение, и знала наверняка, каким оно будет, ему вовсе не обязательно было мяться, подыскивая слова для вежливого отказа. Собственно, она не была уверена в том, что ей действительно хочется получить эту работу. Говоря по правде, ей хотелось задушить Лизку голыми руками, и этим ее желания на данный момент ограничивались. Позади, на сцене, выстроившись в ряд, одетые в облегающие трико девки отплясывали канкан. Репетировали они без музыки, и тяжелый мерный топот не мог заглушить их тяжелого дыхания, а запах пота валил с ног даже на некотором расстоянии от сцены. Катя не стала оборачиваться, ей не хотелось видеть лица свидетельниц этого унизительного осмотра, хотя она и подозревала, что те насмотрелись всякого и сами в свое время были подвергнуты точно такой же процедуре. Только для них она закончилась приемом на работу, а вот ей, судя по кислой физиономии Колобка, ничего не светило.
Катя взглянула на Лизку и поспешно отвела взгляд, принявшись ожесточенно затягивать ремень. Смотреть на Коновалову было жалко. «Если и у меня такая же плачущая рожа, то меня мало прогнать, об меня надо еще и ноги вытереть, — с остервенением подумала Катя. — Тоже мне, звезда стриптиза... Говорила же я Лизке! Уболтала, стерва, запудрила мозги»...
— Ну что, Гоша? — спросила Лизка.
«Господи Иисусе, — подумала Катя, яростно затягивая шнурки на кроссовках, — впридачу ко всему, он еще и Гоша! Ну, Гоша, что ты нам скажешь?»
— Ох, девочки, — вздохнул Гоша. — Вам как сказать: честно или не очень?
— Можно вообще ничего не говорить, — сухо сказала Катя. — Но если говорить, то, конечно, честно.
— Не ершись, — миролюбиво посоветовал Колобок, снова принимаясь протирать свои очки. — Как я понял, тебе нужна работа. Я настроен помочь, просто не могу обижать Лизку, я ей многим обязан, но, честно говоря, я не вполне представляю, как это сделать. Тихо! — прикрикнул он, видя, что Катя намеревается что-то сказать. — Тихо. Это ты сама придумала, что можешь выступать в кордебалете?
Катя отрицательно помотала опущенной головой.
— Я так и думал. Честно говоря, ты для этого дела просто мелковата. Гляди, какие кобылы. — Он мотнул бородой в сторону сцены, откуда все еще раздавался тяжелый мерный грохот подошв по дощатому настилу. — Все не ниже метра семидесяти.
Можно было бы попробоваться в стриптизе. Знаешь, этот старый трюк с пионерским галстуком и белыми носочками, его как будто специально для тебя придумали, половина старых боровов в зале с ума бы посходила, но...
Катя кивнула. Она знала, что имеет в виду Гоша. В конце концов, Колобок был не так уж плох, даже если его доброжелательность была напускной. В наше время не так уж часто удается встретить человека, который расходует свои силы хотя бы на то, чтобы казаться доброжелательным по отношению к тому, в ком он лично не заинтересован.
— Этот шрам на боку, — продолжал Гоша. — Он не слишком тебя портит, а в постели его вообще можно не заметить, но сцена... прожектора... Ты меня извини, мне правда жаль, но в этом есть что-то от... ну, я не знаю...
— От кунсткамеры, — закончила за него Катя. — Мне все ясно, и я не обижена. В любом случае, стриптиз не для меня. Извините, что отняли у вас время. Ты идешь или остаешься? — повернулась она к Лизке, которая выглядела гораздо более огорченной, чем она сама.
— Ты можешь не дергаться? — спросил Гоша, водружая на нос очки. — Я же сказал, что хочу помочь. Если хочешь знать, ты в моем вкусе. Терпеть не могу этих коров с «даблминтом» в пасти и с тупыми гляделками.
— Это комплимент? — слегка ощетиниваясь, спросила Катя.
— Вполне платонический притом, — уточнил Колобок. — Поверь, я так нагляделся на всякие телеса, что уже давным-давно никого не домогаюсь. Обычно домогаются меня. Правда, я, как правило, не очень сопротивляюсь, но это к делу не относится.
Я же сказал, что Лизке должен по гроб жизни. В общем, девочки, вы погуляйте часика полтора, а лучше два. Приедет хозяин, вместе сходим к нему, поговорим.
— Фамилия хозяина Кашпировский? — иронически поинтересовалась Катя, накидывая на плечо ремень своей спортивной сумки. Сумка была увесистой из-за лежавшего внутри пистолета с двумя обоймами.
— Его фамилия Щукин, — ответил Гоша, удивленно приподняв над краем оправы очков свои кустистые брови. — Мировой мужик, между прочим. А что?
— Я слышала, что только Кашпировский умеет убирать шрамы, — сказала Катя.
— Ни черта он не умеет, — отмахнулся розовой ладошкой Гоша. — И потом, у нас можно работать не только стриптизеркой. Я же, к примеру, работаю, хотя и не бегаю без штанов по сцене.
Катя невольно хихикнула, представив себе это зрелище.
— Да, — кивнул головой Гоша. — Боди-арт придумал Марк Твен. Помните «королевского жирафа»? Ну, ладно, катитесь-ка отсюда, мне работать надо. Комарова! — вдруг взревел он нечеловеческим голосом, повернувшись к сцене. — Комарова, халтуришь! Это танец священной коровы, а не канкан! Если тебе тяжело поднимать ноги, я тебе в два счета пайку урежу! А ну, работать!
— Крут, — сказала Катя.
— Классный парень, — отозвалась Лизка, обсасывая палочку от мороженого. — Он поможет, обязательно поможет, вот увидишь!
— Хорошо бы, — вздохнула Катя, откидываясь на спинку скамейки и вытягивая ноги. — А что это он все повторяет, что должен тебе по гроб жизни? Что ты для него такое сделала?
— Промолчала, — просто ответила Лизка.
— Промол... Ага, понятно. Извини.
— Да ты не обижайся, — немедленно принялась оправдываться Коновалова. — Просто это не мой секрет, понимаешь?
— Понимаю, понимаю, успокойся, — ответила Катя. — Не лезь не в свое дело — не придется получать
