– Не мочно мне – уволь!
– Архипыч, – спросил боярин стоявшего у дверей слугу, – медведь кормлен?
– Не, боярин! Тишка ладил кормить, да ты от сна восстал, он и закинул: «Сам-де боярин то любит!»
– Добро! Должно, судьба – укормить зверя этой бабкой…
– Мохнатой бес, охальник, медвежье дитё – не боярин ты, вот кто!
– Лаяться?
– А то што глядеть? У меня, зри-ко, родня чутку меньше твоей – захудала только…
– Вишь, она захудала, а ты в дурки пошла, честь тебе малая нынче. Пей!
– Широк Ерема, да ворота узки – не вылезешь!
– Не вылезу?
Скамья затрещала под боярином. Сватьюшка замахала руками.
– Не вставай, не вставай, боярин!
– Пей!
Шутиха выпила стопу крепкого меду, закашлялась, утерлась полой шушуна, отдышалась.
– Все едино колесом не пойду!
– Шути, чтоб складно было, а то царь Иван Васильевич одного шута, как и ты из дворян, щами горячими за худую шутку облил да нож в бок ему тыкнул. Играй песни альбо стань бахарем! – Боярин, подтянув тяжелую ендову с медом переварным, глотнул из нее через край, утер усы и бороду рукавом бархатного кафтана, прибавил: – Играй песни!
– Ужли первой день меня чуешь? Голоса нету – хошь, кочетом запою аль псом завою… еще кошкой мяучить могу…
– Не потребно так, зачни бахарить.
– Вот то могу – сказывать, и не укладно иной раз, да мочно… Только дай слово боярское медведем не пужать!
– Черт с тобой, баальница, – даю!
– Тьфу ты, медвежье дитё.
Села сватьюшка на скамью в стороне, положила колено на колено, в верхнее уперла локтем, на ладонь прислонила щеку, поросшую бородавками, и начала негромко бахарить:
Боярин пил, ел, со стуком кидал под стол обглоданные кости. Сватьюшка будто вспоминала сказку – как дальше? Боярин крикнул:
– Зачала лгать, так кончай! Лги, куда пришел детина?
– И поделом дураку! Без пути не ездят, не ходят… Скамья затрещала. Сказав, боярин встал.
– Теки к себе, баальница! Не скормил медведю, да берегись, следи за боярыней, а нынче вот медведя с цепи спущу… Эй, Филатко! Огню дай.
Из сеней голос доезжачего ответил:
– Даю, боярин!
Боярыня шла медленно, шаталась. Сенька сказал! – Дай, моя боярыня, я понесу тебя!
– Нет, месяц полуношный, не можно, всяк встречной скажет: «Гляньте, мирской человек черницу волокет!» – и тут уж к нам приступят…