излишне ретив и подвержен зазнайству. Тем не менее, генерал сейчас готов был выслушать любые предложения, могущие облегчить предстоящий штурм, от кого бы они не исходили.
— Действительно, Ваше превосходительство, если для решения данной задачи использовать исключительно орудия, снизить расход снарядов невозможно. Но, тем не менее, возможность разрушить заграждение взрывами есть. Как известно, в армии имеются внушительные запасы взрывчатых веществ помимо артиллерийских боеприпасов. В частности, мы в достаточной мере обеспечены мелинитом. Суть моего предложения заключается в следующем: необходимо сформировать команды охотников, имеющих длинные шесты с клещевидными креплениями, которые в ночь перед началом наступления должны будут скрытно выдвинуться к линии заграждения. К имеющимся мелинитовым шашкам следует прикрепить по три крючка из проволоки и после того, как охотники достигнут заграждения, эти шашки, уже снабжённые детонаторами, с помощью шестов зацепить за нижние ряды двух ближайших линий проволоки возле самых кольев. После исполнения охотники должны скрытно отойти вне пределов поражаемой снарядами полосы.
Как известно, мелинит достаточно сильно подвержен детонации, поэтому можно с уверенностью предсказать, что как только наши снаряды начнут рваться в непосредственной близости от проволоки, большинство шашек должно сдетонировать, выламывая и выворачивая колья заграждения. Таким образом упростится задача для наступающей пехоты по расчистке препятствия. Третью же линию проволоки наступающие смогут достаточно быстро преодолеть при условии, если прихватят с собою заранее подготовленные мостки из длинных досок, которые должны быть наброшены поверх проволоки. Как следствие, время задержки солдат у проволочного заграждения должно достичь возможного минимума, в результате чего будут уменьшены и наши потери в живой силе на первом этапе штурма.
Если же снабдить наступающих в первой линии мелинитовыми шашками, то те смогут во время атаки метать их во вражеские окопы, поражая укрывающихся в них от действенного ружейного огня японцев. Было бы неплохо использовать в наступлении нечто вроде недавно изобретённого в Германии фламменверфера, но, к сожалению, если верить «Военному сборнику», русское военное ведомство не озаботилось приобрести даже опытный образец этого грозного оружия будущих войн.
— Отрадно сознавать, что молодые офицеры интересуются новинками военной техники и новыми тактическими приёмами. Однако же не могу не отметить, что обсуждение действий вышестоящих инстанций не входит в Ваши служебные обязанности. Потрудитесь в будущем воздерживаться от подобной критики. Пожалуй, в вашем предложении есть рациональное зерно, господин капитан, и оно будет использовано при разработке наших планов. Полагаю, что дощатые мостки будут несколько сковывать движения солдат, однако же при условии предварительного складирования этих приспособлений в передовых окопах, от которых до проволоки около трёхсот шагов, даже во время движения по снежной целине возможно будет произвести бросок не более, чем за две-три минуты.
Теперь, господа, перейдём к вопросу о бесперебойном снабжении наступающих войск и артиллерии огнеприпасами…
Война кричит.
Гигантскими сердитыми комарами дребезжат обрывки колючей проволоки из тех, какие не вжаты в снег рыжеющей простреленными шинелями человечиной. Звонкими весенними ручейками дирлинькают рукоятки полевых телефонов перед тем, как из дурно пахнущего командирского рта вырвется хриплая команда и пробежит по слуховым нервам проводов, заставляя вскидываться из окопов сотни и тысячи человеческих тел, а орудийным жерлам выплёвывать десятки пудов огромных металлических конфект с громовой начинкой. Как аплодисменты сказочных великанов звучат трёхдюймовки, изредка перекрываемые динозаврьим топотом тяжёлых орудий. Зингеровским стрёкотом разливаются японские пулемёты, ведя строку стежками в 7,6 и 8 миллиметров диаметром поперек перекрещенных концами башлыков шинелей. То наступая на упавших, то обегая их, вкусно хрумкают снегом будто капустной кочерыжкой яловые сапоги гренадёр. «РРРААА!» — кричат рты. «БАХ! БАХ!» — вторят винтовки. «ГРААХ!» — огромной бутылкой открываемого шампанского отзываются швыряемые бегущими мелинитовые шашки и редкие кустарные бомбы.
Уже передовые взвода подбегают к японским позициям, не ожидая преодолевающие проходы в заграждениях остальные роты. Уже сердитая пушка на блиндированной платформе отрывисто вскрикивает, швыряя почти что кинжально шрапнель в колотящиеся цветками пламени пулемётные точки. Уже пехотный подпоручик, о прошлом годе сменивший юнкерские погоны на плечах фасонным золотым галуном с малиновым просветом и суконной выпушкой и с недавним пополнением прибывший, наконец, в действующую армию, вскочил на бруствер широкого японского окопа…
На мельчайший миг война умолкла.
Подсвеченное утренним солнцем облако причудливо сложилось в фигуру двух борющихся мужчин, словно архангел Михаил сошёлся в ухваточку с Хатиманом, японским богом войны… Вот только никто в этот миг на всём пространстве битвы не взглянул на небо.
Рявкнуло орудие — и вновь пошла рубаха рваться! Японский снаряд рванул аккурат меж двумя орудийными двориками, расплёскивая вонюче-горький жар шимозы и десятки осколков, сыпанувших по кольцовским артиллеристам. Юный подпоручик скользнул каблуком и съехал в окоп, принимая в грудь плоское лезвие арисаковского штыка.
Хр-р-р-р-р-рус-с-с-с.
— Ма-м…
Горячая пуля чпокнула по занесённому для броска бруску взрывчатки — и под аккомпанемент грохота изломанно повалились в снег несколько гренадёров вокруг размётанного до земли пятачка с кровавящими ошмётьями ног, оставшимися от раба Божьего, имя же Ты его веси…
Перепрыгивая и оббегая передовые окопы быстро скатывались под уклон оштычёнными гусеницами контратакующие цепи японцев…
Хатиман превозмогал Михаила.
Но уже сзади, подпирая передовые взвода, с невнятно-хриплым матом к окопам лезли толпами серые и рыжие шинели, колыхаясь штыковыми иглами трёхлинеек.
Уже капитан Кольцов, сам встав на место убитого фейерверкера, докручивал рукоятку механизма вертикальной наводки, не обращая внимания на запорошённые снегом волосы и текущую из ушей кровь, а далеко впереди поручик Медведев вместе с солдатами выдирал вбитые в палубу блиндированной платформы скобы, чтобы довернуть эту чёртову пушку для фланкирующего выстрела. Или двух. Если сильно повезёт…
Уже старый Гриппенберг отдал приказ, и проваливаясь в снегу казачьи лошади рысили напролом к прорванной проволоке, везя на спинах не только своих всадников, но и неловко ёрзающих на крупах стрелков резервных батальонов…
Вновь подувший северный ветер изорвал в клочья скрывающее солнце облако…
К шестнадцати часам белоснежный накануне снег являл собою смесь цветов германского императорского флага. Редкие уцелевшие клочки белого перемежались с краснотой крови и чёрными пятнами пороховой гари. Неряшливыми пятнами пролитого бульона желтели следы шимозы. Серели пятна шинелей вперемешку с коричневением винтовочных лож.
Крик войны ослабевал. Реже рявкали орудия, тише удалившийся стук винтовочной пальбы, меньше телефонных проводов на рогульках — наблюдательные и командные пункты постепенно перемещаются вперёд на Ляодунь. Лишь сурово воркуют за Тафашинскими позициями станковые пулемёты, прикрывая отход основной массы японских войск к Дальнему-Дайляню…
Придавленный лафетом перевернутого орудия лежит артиллерийский поручик Никифор Медведев. В остекленевших его зрачках отражаются маленькие перевёрнутые фигурки солдат кольцовской батареи, облепивших орудие и зарядный ящик в стремлении помочь волочить их двум последним уцелевшим лошадям. Зимнее солнце опускалось в море, знаменуя окончание дня третьего марта года одна тысяча девятьсот пятого…
