— Почему?
Вокруг Коффина столпились студенты с полными стаканами в руках. Уикенден почувствовал что-то среднее между любопытством и раздражением, но решил склониться в сторону любопытства.
— Потому что это законченный шедевр. Мане написал ее незадолго до смерти, прекрасно сознавая, что это хит. Размер подчеркивает ее значение. Тема вполне в духе времени. Женщина за стойкой смотрит прямо на нас. Она выглядит печальной и немного испуганной, но в ее взгляде есть что-то еще. Мона Лиза просто отдыхает.
Студенты захихикали.
— Это барменша в ночном клубе «Фоли-Бержер». Видите, что происходит позади нее? Клуб был двухэтажным, а в центре находилась сцена, где выступали артисты. В верхнем левом углу картины видны ноги акробата, висящего на трапеции. Публика хоть и несколько смазана, но легкоузнаваема. Типичные парижские персонажи конца девятнадцатого века.
Мы видим, что к барменше подходит господин в темном костюме и цилиндре. Его фигура расположена словно под углом. Но как мы можем его видеть? Конечно, он стоит перед ней, там же, где и вы. Все, что мы видим позади барменши, является отражением в большом зеркале у нее за спиной. Приглядевшись, можно заметить, как в зеркале отражается свет.
Господин явно чего-то хочет. Может быть, выпить? Или взять апельсин из вазы на стойке? Пива «Басе»? Я не шучу; видите коричневую бутылку с красным треугольником?
Возможно, он хочет пропустить стаканчик. Но скорее всего пришел за другим. Женщина за стойкой — проститутка. В те времена проституция была в порядке вещей. У состоятельных господ имелись любовницы, которые сопровождали их в общественных местах подобно гейшам в Японии. Женщина на картине могла устроиться барменшей в «Фоли-Бержер», чтобы ловить там клиентов.
Но что происходит у нее в душе? Всмотритесь в ее глаза. Ей только что сделали недвусмысленное предложение. Она нуждается в деньгах, но ненавидит свое занятие. Возможно, у нее есть ребенок. Она измождена, но не может отказать клиенту, иначе ей не на что будет жить. Такое существование невыносимо, но выхода нет. Подружки уверяют, будто у нее прекрасная работа, дающая массу преимуществ. Клиенты здесь состоятельные и приличные. И потом, ей платят жалованье, которое служит хорошим подспорьем к основному заработку. Она находится в самом центре светской жизни, среди представителей парижской богемы. «Фоли-Бержер», «Мулен-Руж», Тулуз-Лотрек, Эмиль Золя… Но не кажется ли вам, что она предпочла бы участь скромной домохозяйки? Что она скорее Эмма Бовари, чем Нана? Да. Я бы взял именно эту картину. Но тогда она была бы потеряна для вас.
Студенты молча переминались с ноги на ногу. Наконец Люси сказала:
— Bay! А я бы взяла ту, что ближе к двери.
Все, кроме Гарри, засмеялись. Потоптавшись еще немного, студенты разошлись.
Коффин продолжил прогулку по залам. Уикенден пошел следом, равнодушно взирая на Кандинского, фовистов и Руссо. Наконец Габриэль сжалился над ним.
— Как насчет того, чтобы выпить по-настоящему?
Они спустились по лестнице и вышли на темную лондонскую улицу.
— Не знал, что вы специалист по Мане, — сказал Гарри.
— Вы об этом? Да мне известно о Мане не больше, чем любому среднестатистическому студенту. Эта импровизированная лекция была основана исключительно на логике и наблюдательности. Вы знаете, в Медицинской школе Йельского университета есть обязательный курс, во время которого студенты посещают Йельский музей британского искусства и ставят клинический диагноз людям, изображенным на картинах. Там существует такая система тестов, когда студенту дается тридцать секунд, чтобы посмотреть на картину, а потом как можно подробнее ее описать или поставить диагноз. Это просто блестяще. Логика и наблюдательность — вот два инструмента, которыми все обладают, но никто не пользуется.
Они повернули направо, пошли по Стрэнд мимо здания Королевского суда и, обогнув его, очутились на тихой пустынной улочке.
— Мой любимый паб «Семь звезд». В нем всегда полно адвокатов, но все равно очень уютно.
Уикенден никогда здесь не был. Он предпочитал «Запряженную карету», которая находилась напротив его дома. Пить пиво где-нибудь еще значило подрывать устои. Но в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Гарри посмотрел на длинный подоконник, тянувшийся вдоль всех окон паба. В янтарном свете ламп он казался нарисованным сепией и был уставлен довольно странными предметами, среди которых находились чучело совы и лошадиный череп в черепаховых очках и судейском парике. Потрепанная черная вывеска с семью золотыми звездами тихо раскачивалась под дуновением ветерка.
Коффин взял две пинты лучшего горького пива и осторожно понес их к столику, стоявшему под желтой афишей фильма на судейскую тему с Питером Селлерсом в главной роли.
— Расскажите о своей работе, Гарри. О ваших успехах ходят легенды. Говорят, вы можете раскрыть любое преступление. Я, во всяком случае, ни разу не слышал о ваших неудачах.
— Но были кое-какие разочарования, как я предпочитаю их называть. Вообще-то мне везло. Я всегда находил пропажу или вора — правда, иногда только одно из двух. Однако с пустыми руками я никогда не возвращался.
Гарри прихлебнул пива, замочив при этом концы усов, и оглядел помещение паба — длинный узкий зал, похожий на корабельный камбуз. У стойки, за которой возвышался лысоватый бармен в круглых очках, стояла компания смеющихся мужчин судейского вида.
— Должен сказать, что и вы отлично поработали в итальянской полиции.
— Да, у меня там неплохо получалось. Но, честно говоря, такая работа не по мне. У меня много других интересов, а она поглощала все свободное время.
— Я слышал, что в детстве вы были чемпионом по шахматам, — сказал Гарри, упорно избегая смотреть собеседнику в глаза.
Коффин с улыбкой откинулся на спинку стула.
— Родительские воздушные замки. Но вообще-то да, было дело. Лучше поговорим о наших теперешних успехах.
Уикенден заметил, что Коффин чувствует себя не в своей тарелке.
— О ваших последних успехах я тоже наслышан. Самые восторженные отзывы…
— Мои немногочисленные — лишь часть совместных усилий. А вы ведь обычно работаете в одиночку?
— Да, предпочитаю обходиться без помощников. Лишние люди только мешают.
— L'enfer, c'est les autres.[50]
Гарри не понял, что это значит.
— Вы не собираетесь в отставку? У вас ведь уже подходит возраст? Получите хорошую пенсию и будете почивать на лаврах.
Гарри опустил глаза в кружку.
— Нет, мне еще рано. Да и чем мне заняться без работы? Я никогда не блистал другими талантами. Делай что можешь и старайся быть полезным до конца. И потом…
— Понимаю, — вздохнул Коффин, выпрямляясь на стуле. — Вот поэтому я до сих пор читаю лекции. Занятие это не очень прибыльное, и мне приходится изобретать другие способы пополнения кошелька. Но, как вы справедливо заметили, грех пренебрегать тем, что у тебя хорошо получается.
— Я вот тут подумал, Габриэль… Последний раз, когда я работал с вами… помните, мы тогда поймали потрясающе непрофессионального грабителя, эту мелочь пузатую, вознамерившуюся подняться в воровской иерархии… Дело, которым я сейчас занимаюсь, немного напоминает тот случай. Я бы мог воспользоваться… ну, вы понимаете… Короче, где сейчас этот…
Коффин улыбнулся и покачал головой:
— Это вы о Дандердорфе? Такого не скоро забудешь. Забавно, что вы про него спросили. Интересная история. Он несколько раз сидел, но сроки всегда были небольшие. Это вы и сами знаете. Однако, боюсь, теперь мы не скоро его увидим.
— А почему? — спросил Гарри, погружая усы в пену.
— Вы абсолютно правильно сказали, что он метил не по чину высоко, пытаясь из касты неприкасаемых пролезть в брамины, а это, как известно, невозможно. Его последний фортель вообще не
