Тамара села и снова взяла карандаш. Первый вопрос решили. На втором Тамара начала барабанить пальцами в такт весёлой польке, звучавшей по радио.
– Может, в самом деле выключить приёмник? – негромко предложила Зина. – У нас дома мы всегда выключаем…
– Вот ещё нежности! – возразила Тамара. – Давай говори, что там дальше…
Будто после тяжёлой работы возвращалась Зина домой. Лёгкий снежок искрился под фонарями, острый морозец приятно освежал лицо. Сейчас Зина первый раз созналась самой себе, что она устала. Устала от этих занятий с Тамарой, устала от этой дружбы, где всё основано на чувстве долга, только на чувстве долга. А одного этого чувства мало для настоящей дружбы. Зине вдруг стало ясно, что Тамара ей совсем чужой человек и что сердце давно уже закрылось для этой подруги. И впервые ей подумалось: а может, права была Фатьма, когда в тот вечер, в лесу, отняла свою руку?
В эту минуту Зина оглянулась на зелёный домик, мимо которого проходила. Дворничиха Дарима, черноглазая, румяная, в красном с цветами полушалке, стояла у ворот. Зине вдруг очень захотелось забежать к Фатьме, посидеть вместе с ней у них на крылечке, глядя, как падает снег. А потом взять метлу да вместе с Фатьмой помочь тёте Дариме размести снег на тротуаре.
– Здравствуйте, тётя Дарима! – сказала Зина чуть-чуть зазвеневшим голосом.
Она была рада, что сейчас придёт к Фатьме и всё будет, как прежде. Хватит уж, хватит! Хоть и не верный друг Фатьма, но зато Зина – верный. И больше не хочет она жить без Фатьмы!
– Здравствуй, здравствуй, – ответила Дарима.
И Зина съёжилась, почувствовав в её голосе острый холодок.
– Фатьма дома?
– Фатьма дома. Только она, знаете, дворникова дочка. Не инженерова.
Зина растерялась:
– Тётя Дарима, что вы…
– А ничего я. Сама всё вижу. Сама всё понимаю. А между прочим, в Советском Союзе все – люди: инженеры – люди и дворники – люди.
У Зины слёзы подступили к глазам.
– А я разве… – начала было она.
Но Дарима посмотрела вокруг, вздохнула:
– Эх, снег, снег! Кому – любованье, а кому – работа. Эх, эх!
А потом повернулась и ушла, больше не взглянув на Зину.
«Ну, вот и всё, – сказала Зина самой себе. – И нечего лезть. Они будут меня выгонять, а я буду лезть?»
Слёзы уже не держались в глазах, они брызнули и покатились по щекам.
«А как будто мне не всё равно, кто инженер, а кто дворник!.. У-у…»
Она шла и ревела, как маленькая. И, только подойдя к своему двору и увидев Антона и Петушка из пятой квартиры, которые лупцевали друг друга снежками, она сразу умолкла и поспешно вытерла рукавичкой лицо. Ещё не хватало, чтобы эти малявки увидели, что Зина плачет!
Зина пришла домой, когда мама уже собирала ужинать.
– Что-то поздно, – сказал отец.
Он действительно читал вслух «Конька-горбунка» и сейчас бережно ставил книгу на полку.
– Задачка не выходила, – вяло ответила Зина.
Отец внимательно поглядел на неё.
– Зина, нарисуй мне медведя, – начала просить Изюмка, как только Зина вошла в комнату.
– Зина устала, – сказал отец. – Ты не приставай к ней, Изюмка, а то позову петуха – он тебя склюёт. – И обратился к Зине: – Иди-ка сюда, потолкуем, пока мать ужин собирает. Погляди-ка на меня.
Зина села рядом с отцом и поглядела ему в глаза. Отец покачал головой:
– Эге, дочка! Так не годится. Гляди-ка, позеленела. Гулять побольше надо. Как хочешь, но пусть тебя от этих занятий освободят…
– Но я же сама… – перебила было Зина.
Но отец заявил:
– Велика нагрузка. Ходи к Тамаре с кем-нибудь по очереди. Одной тебе тяжело. А то – гляди, я сам в школу приду. На совет отряда.
– Что ты, папа, что ты! – испугалась Зина. – Не надо. Девочки подумают, что я жалуюсь. Я должна! Скоро четверть кончится, и тогда…
– Да ты не выдержишь!
– Папа, я должна! Я не могу, чтобы Тамара с двойками осталась. Я выдержу!
Отец ещё раз внимательно посмотрел на неё:
– А сама на двойки не съедешь?
