Изюмка тотчас успокоилась и начала весело рассказывать, что сегодня у них в детском саду был кукольный театр, что там медвежата подрались и разорвали калошу и ещё потом гусёнок потерялся, а Настенька его всё искала…
От Изюмкиной болтовни повеселел и Антон. Он тоже видел этого гусёнка – они ещё осенью всем классом ходили в кукольный театр.
Зина решала задачи, но украдкой то и дело поглядывала на маму. Мама лежала всё такая же неподвижная, будто смертельно усталая.
«Ну, может, всё-таки ничего? – думала Зина. – Может, скоро пройдёт? Вот полежит побольше…»
– Скоро папа придёт? – вдруг после долгого молчания спросила мать.
– Скоро, – ответила Зина. – Можно поставить суп разогревать?
– Поставь, поставь… А я сейчас встану.
Мать поднялась, сняла с груди мокрое полотенце, пригладила волосы.
– Только смотрите отцу ничего не говорите! – приказала она ребятам. – Нечего его зря расстраивать.
В прихожей раздался звонок.
– Ну вот и он идёт. Зина, помалкивай!
И, превозмогая слабость, она стала доставать из буфета хлеб и тарелки.
Отец, как всегда, сначала снял свою пахнущую дымом и гарью спецовку, потом долго мылся под краном. С обычными своими вопросами: как дела? как уроки? какие отметки? что нового у Изюмки? – отец сел за стол, усталый и проголодавшийся.
– Что-то сегодня у нас Зина за старшего? – пошутил он, когда Зина подала на стол горячую кастрюлю.
Мать, чувствуя, что в глазах слегка темнеет, постаралась улыбнуться:
– Да вот, заленилась… Барыней посидеть хочу…
– Здорово! – усмехнулся отец. – Ребята, слышите? Мать-то у нас барыней захотела быть! Да сумеешь ли? Вот жена нашего инженера Белокурова, говорят, вправду барыня. То подай, это прими, а сама от безделья замучилась! И откуда в наше время берутся такие люди?..
Мать слушала его улыбаясь. Слова доносились до неё откуда-то издалека, сквозь шум и звон в ушах. С трудом уловив смысл его речи, она ответила:
– Может, у богатых родителей росла… Избаловали немножко… То в школе училась… то в институте училась… Работать… человеку не пришлось…
– Где она там училась! – прервал отец. – Семилетку закончить духу не хватило. И кабы правда из учёных, а то ведь из нашего же брата: диспетчером работала. Люди-то ведь знают, помнят её!.. Дай мне соль, пожалуйста.
Мать протянула руку, чтобы подвинуть ему соль. Но рука её беспомощно упала, и, слабо застонав сквозь стиснутые зубы, мать схватилась за грудь и склонилась головой на стол.
Отец, сразу побелевший, вскочил и подбежал к ней:
– Что с тобой? Что с тобой?
– Мама! Мама! – закричала Изюмка.
Антон заплакал в голос. Зина, уронив учебник, выскочила из-за стола.
Отец перенёс маму на диван, подложил ей подушку под голову. Мама подняла на него глаза, и по этому беспомощному взгляду он понял, как тяжело она больна.
– Да ты совсем больная! – сдерживаясь, чтобы не кричать, сурово сказал он. – И молчишь! Эх ты, «барыня»! И как же тебе не стыдно!
Отец подозвал Зину:
– Зина, положи компресс. Не отходи от мамы. Я сейчас сбегаю, позвоню доктору.
Врач пришёл тотчас – заводская больница была недалеко. Детей отослали в спальню.
Зина обняла Антона и Изюмку, прижала их к себе, уговаривая молчать. Из комнаты слышны были негромкие голоса отца и доктора.
– Сердечный приступ, – внятно сказал доктор, – в больницу немедленно. Сейчас пришлю машину. И что же вы так медлили? Ведь она уже давно больна! Не давайте ей ни вставать, ни двигаться – ни в коем случае! Слышите? – обратился он к отцу.
– Да, да. Слышу, слышу, – торопливо и как-то растерянно сказал отец.
Доктор ушёл. Отец запер за ним дверь. Потом позвал детей.
– Идите сюда, – сказал он (и Зина не узнала ни его лица, ни его голоса), – побудем все вместе с матерью. Её сейчас увезут.
Зина со страхом поглядела на отца:
– Что, папа? Разве надо в больницу?
Антон, услышав, что мать увезут, заревел, не умея плакать тихо. А Изюмка, не слушая ничьих уговоров, бросилась к матери на грудь, обняла её и, заглядывая в лицо, закричала:
