– Пойдем, дитя, мне надоела эта какофония. Погуляем во дворе. Вечер выдался теплый, а журчание реки тешит слух.
Женщины рука об руку вышли из зала.
– Совсем не то, что в нашем милом Куинз-Молверне, верно, бабушка?
Жасмин согласно кивнула.
– Я знала Томаса Говарда-младшего, когда бывала при дворе короля Якова. Он был вторым сыном и вечно пытался утвердиться, показав себя с наиболее выгодной стороны. Удивительно неприятный человек. Я поражена тем вкусом, с каким он выстроил и обставил дом.
Они направились к реке и у самого берега увидели человека, прислонившегося к одинокой иве. Здесь уже чувствовался запах конюшен. Синара, как-то сразу поняв, кто это, вцепилась в тонкую руку бабушки с такой силой, что та поморщилась от боли.
Заслышав легкие шаги, он повернулся. Красивое лицо было мрачным, и Жасмин мгновенно поняла, что Гарри Саммерс ей понравится. Умное лицо было искажено гримасой страдания. Зеленые глаза, не такого оттенка, как у ее Джемми, а чуть светлее, зажглись радостью при виде Синары, но тут же погасли.
– Уикиднесс! Это моя бабушка, – поспешно представила Синара.
Граф Саммерсфилд взял протянутую руку и, склонив голову, поцеловал.
– Мадам, я много наслышан о вас. Ваша репутация общеизвестна. Для меня это знакомство – большая честь.
– И что же вы слышали обо мне? – лукаво осведомилась Жасмин. – Какая именно из сторон моей репутации вам известна? Хорошая или плохая?
Граф, неожиданно развеселившись, засмеялся.
– Уверен, мадам, что вам доложили обо мне куда больше, чем мне о вас.
Жасмин кивнула и взяла молодого человека под руку.
– Видите ли, милорд, я действительно жила полной и временами волнующей жизнью. А когда человек достигает моего возраста, появляется желание оглянуться.
– И оглядываясь назад, вы жалеете о чем-то? – спросил он.
– Нет. Я жила так, как хотела.
– И не сожалела о том, что сбежала от лорда Лесли? – допытывалась Синара.
– Ни о чем, – повторила Жасмин. – Пока он разыскивал меня во Франции, я как раз успела хорошенько поразмыслить о будущем, своем и своих детей.
Граф озадаченно поднял брови.
– Вы убежали? – не выдержал он.
– Это длинная история, – усмехнулась Жасмин. – Возможно, моя внучка когда-нибудь вам ее расскажет.
Она отняла руку и отступила.
– Пожалуй, мне пора возвращаться. Для дамы моих лет вечерняя прохлада вряд ли полезна. Кроме того, я уверена, что вам с Синарой о многом нужно потолковать. – И пожилая леди, жизнерадостно помахав на прощание, удалилась.
– Если я все же решу жениться, возможно, выберу именно тебя. Исключительно ради твоей бабушки. Что за великолепная женщина! – воскликнул он.
– Когда ты женишься на мне, дорогой мой Порок, то лишь потому, что безумно влюбишься и не сможешь жить без меня. Я выйду замуж только по любви. Богач мне ни к чему. У меня достаточно своих денег. И титул тоже не важен. Я дочь герцога. И пойду под венец только с человеком, который любит меня беззаветно и бескорыстно. С тобой!
– Но я не влюблен в тебя! – бросил он почти рассерженно.
– Конечно, влюблен! Просто не желаешь этого признать, – возразила она с приводящей в бешенство логикой. – Бабушка считает, что ты боишься любить из-за несчастного брака своих родителей.
Вместо ответа он схватил ее за плечи, не заботясь о том, что пальцы безжалостно впиваются в мягкую плоть.
– Я не стану тебя любить! – прошипел он.
– Полюбишь! – бросила Синара, и он, сам не зная как, обжег ее губы свирепым поцелуем, длившимся целую вечность, пока оба не задохнулись. Граф уронил руки и ошеломленно тряхнул головой. – Теперь у меня останутся синяки, – пожаловалась Синара. Плечи в самом деле были покрыты пятнами, губы ныли, но от жестоких ласк или от тоски по ним?
– Я вижу, как бьется жилка у тебя на горле, – прошептал он, касаясь нежной кожи кончиком пальца.
– Ты волнуешь меня, – призналась она.
– Кровь Христова, мадам, до чего же вы смелы!
– Что мне ответить на это замечание, милорд? Предпочитаете, чтобы я краснела и заикалась, как здешние дурочки?
– Черт возьми, Синара, что мне с тобой делать? – вздохнул он.
– Думаю, ответ на этот вопрос тебе известен лучше меня, но ты еще не готов встретить действительность лицом к лицу. Слишком много в тебе горечи, цинизма, гнева и страха. Остается надеяться,
