литературных героев, и непристойные остроты не только слышались повсюду, но и пестрили на страницах печатных изданий.
Нередко намеки переходили в клеветнические утверждения, и памфлеты превращались в откровенные пасквили, а последствиями такой трансформации являлись судебные процессы или кулачная расправа. Армия «сочинителей» с Граб-стрит — улицы, где помещались книгопродавцы-издатели и проживали литературные неудачники, — была многочисленна. Смоллет не пощадил ее представителей, изобразив их на страницах «Перигрина Пикля».
Но в первом издании «Перигрина Пикля» он сам не удержался в пределах «высокой» литературы и прибег к оружию писателей-неудачников, поставлявших продукцию книгоиздателям Граб-стрит. Трудно сказать с определенностью, по какой причине книгоиздатели воздержались от второго издания «Пикля», но все же можно предполагать, что этой причиной являлась не непристойность некоторых сцен, а влияние лиц, затронутых Смоллетом в книге. Ибо «Перигрин Пикль» не остался на полках книжных лавок, и переиздание его сулило книгоиздателям выгоду. Во всяком случае Смоллет в конце концов оповестил читателей, что для второго издания оп почел нужным выпустить целиком некоторые малоинтересные эпизоды, отделать ряд юмористических сцен и очистить каждую фразу, каждое приключение от всего, что могло быть истолковано самым щепетильным критиком как нарушение благопристойности.
Кого же задел Смоллет в первом издании романа?
Их было четверо: Джордж Литтльтон, Генри Фильдинг, Дэвид Гаррик и Джемс Куин.
Все эти имена были известны соотечественникам Смоллета, и следует признать, что в основе злых выпадов против них Смоллета лежали отнюдь не принципиальные разногласия между ними и автором «Пикля», а его оскорбленное самолюбие. Но от этих выпадов пострадали не они, а Смоллет, — ему пришлось ждать переиздания «Пикля» в Лондоне семь лет.
История отношений Смоллета с этими людьми проясняет его человеческий облик, а стало быть, и некоторые черты его литературного дарования. Перед нами встает человек, не прощающий обид не только действительных, но и мнимых и не останавливающийся перед расплатой за них. Черты эти нисколько не противоречат утверждению его друзей, что оп отличался подлинной добротой, искренностью в выражении своих чувств, не выносил подхалимства и сам никогда этим не грешил.
Расплата Смоллета с Литтльтоном и другими последовала в связи с постановкой на сцене его трагедии «Цареубийство».
Эту злосчастную трагедию Смоллет привез в Лондон в 1739 году. Молодому драматургу было только девятнадцать лет. Как полагалось в те времена, он запасся рекомендательными письмами и искал поддержки какой-нибудь влиятельной особы. Таким покровителем он избрал Джорджа Литтльтона — члена Палаты общин, поэта и эссеиста. Литтльтон выделялся в Палате своим красноречием, но более широким кругам своих соотечественников был известен как поэт и эссеист. За три года до приезда Смоллета он издал нравоописательный эссей «Письма перса из Англии к своему другу в Исфагени», имевший успех, а стихи его пользовались популярностью. У Литтльтона были крупные связи в лондонских литературных и театральных кругах, и на эти связи молодой шотландец возлагал надежду. Но преуспевающий парламентарий отнесся критически к трагедии «Цареубийство» и отказал Смоллету в патронаже. Лондонский зритель не увидел «Цареубийства».
Прошло более трех лет, прежде чем Смоллет возобновил попытки поставить на сцене свою трагедию. В эти три года он прошел суровую школу жизни за пределами Лондона и, вернувшись в столицу в начале 1743 года, предложил трагедию директорам Друри-Лейнского театра. Через два года выяснилось, что последние отказываются ставить пьесу. Смоллет перенес свои хлопоты в Ковент-Гарденский театр. Два крупнейших актера Ковент-Гарденского театра — Джемс Куин и Дэвид Гаррик — оценили «Цареубийство» очень невысоко и дали о нем отрицательный отзыв. Трагедия снова вернулась к неудачливому драматургу. На этот раз некая знатная дама уговорила одного из директоров Друри-Лейнского театра, который уже раз отклонил «Цареубийство», пересмотреть свое решение. Трагедию снова отверг Дэвид Гаррик, перешедший в театр Друри-Лейн, но уже в качестве лица, от которого формально зависел прием пьесы.
Таким образом на пути к славе молодой драматург встретил трех врагов — Литтльтона, Гаррика и Куина. Трагедия «Цареубийство» так и не увидала сцены. Она была издана по подписке только в 1749 году.
Фильдинг не имел отношения к неудаче Смоллета с его юношеской трагедией. Но, по мнению Смоллета, он был повинен в еще большем грехе (Смоллет прозрачно оповестил об этом читателя в первом издании «Перигрина Пикля») — в плагиате. Фильдинг, по мнению Смоллета, похитил двух героев «Родрика Рэндома» и, переименовав их, изобразил в своих романах «Том Джонс» и «Амелия».
Расправу со своими врагами Смоллет начал еще в «Родрике Рэндоме». Мелопойн — поэт-неудачник, брошенный за долги в тюрьму, — поведал миру о том, какие препятствия стоят перед неизвестным драматургом, осмелившимся предложить свою пьесу двум лучшим английским театрам, не заручившись предварительно протекцией какой-нибудь знатной особы. Нет нуждыостанавливаться подробно на вопросе о том, правильно ли изложил автор «Перигрина Пикля» эпопею с «Цареубийством» и отчего он в рассказе Мелопойна пощадил Литтльтона. Но Гаррика и Куина вместе с директорами двух главных лондонских театров Смоллет не пощадил, а с Литтльтоном он свел счеты в издевательской пародии на погребальную оду, которую тот написал на смерть своей жены. Пародия Смоллета называлась «Ода на смерть моей бабушки», он издал ее в 1748 году, вскоре после появления «Родрика Рэндома», а в предисловии к «Цареубийству», вышедшему в 1749 году, прозрачно намекал на ничтожество Литтльтона.
Но вот в феврале 1749 года вышел «Том Джонс» Фильдинга. Смоллет мог и раньше знать, что отказавший ему в протекции Литтльтон покровительствует Фильдингу. Теперь по выходе в свет «Тома Джонса» он уже должен был оставить всякие сомнения: «Том Джонс» посвящен был Литтльтону. Смоллет как художник не мог не воздать должное своему <сопернику> Фильдингу, чей роман появился через тринадцать месяцев после выхода «Родрика Рэндома». Он сделал это, но позже, а теперь — по выходе «Тома Джонса» — одержали верх не лучшие стороны его характера. Раздражение на Литтльтона и не весьма похвальное чувство зависти к безусловному успеху Фильдинга («Том Джонс» был трижды переиздан в течение года) требовали исхода. Первое издание «Перигрина Пикля» содержало злые насмешки автора над мистером Скрэгом и патронируемым им мистером Спонди. Современникам не трудно было узнать в Скрэге — Литтльтона, а в Спонди — Фильдинга. Последний не остался в долгу и в январе 1752 года в «Ковент-Гарденском журнале» парировал эти несправедливые выпады ядовитыми остротами по адресу Смоллета. Раздражение затуманило голову самолюбивому автору «Родрика Рэндома», и он обвинил Фильдинга в том, что из образа Стрэпа, слуги Родрика, Фильдинг выкроил своего учителя Партриджа в «Томе Джонсе», а из образа миссис Уильямс — мисс Метьюс в романе «Амелия», вышедшем в декабре 1751 года. Этих беспочвенных обвинений, являющихся основными в специальном памфлете (под прозрачным заглавием «Хабакук Хильдинг»), Смоллет больше никогда не повторял.
Во втором издании, являющемся изданием каноническим, нет оскорбительных выпадов против Фильдинга. Смоллет убрал их из романа, как и другие отзывы о своих врагах, признанные критикой, по его словам, клеветническими. Распря между двумя крупнейшими писателями Англии XVIII века закончилась, а еще через три года Смоллет в своем «Продолжении истории Англии» сравнил Фильдинга с великим Сервантесом и поместил в редактируемом им журнале «Критическое обозрение» большую статью Мерфи, дающую высокую оценку творчества Фильдинга.
Современники Смоллета, сравнивая два издания «Перигрина Пикля», могли установить, что во втором издании отсутствуют также едкие выпады против другого крупнейшего деятеля английского просвещения — Дэвида Гаррика.
История двух изданий «Перигрина Пикля» позволяет не только лишний раз подчеркнуть некоторые стороны характера Смоллета, но и выяснить его эстетические принципы. В оценке Гаррика, которую Смоллет не перепечатал во втором издании, важно не то, что великий английский актер не удовлетворил его своим стилем актерской игры, а требование Смоллета более реалистической трактовки роли.
Дэвид Гаррик был крупнейшей культурной силой английского театра XVIII века, и именно ему обязана Англия, а затем и весь мир, резким поворотом в оценке Шекспира. Надо помнить: до появления Гаррика уродовали Шекспира на английской сцене в такой степени, что, когда Гаррик восстановил подлинный шекспировский текст «Макбета», знаменитый исполнитель шекспировских ролей Джемс Куин недоумевал, кто является автором текста. Насколько мы можем теперь установить, Гаррик не только раскрыл с большим
