его гостями и друзьями Сергея, она обратила внимание, что многие из них одиноки. Биографии как под копирку: ранняя женитьба и скорый развод. Расспрашивая Сергея о судьбах его знакомых, она узнала о том, о чем раньше никогда не задумывалась, – о женских изменах. Для себя Вика считала абсолютно невозможным изменить мужу. Но здесь ситуация «прихожу я с моря, смотрю в окошко, а моя жена…» не была чем-то исключительным.
«Что заставляет жен изменять? – думала она. – Прекрасные же мужики, у нас в Питере таких днем с огнем не найдешь. Неужели зов плоти может завести так далеко? Неужели бывает, что терпеть невозможно?»
Она прислушалась к себе. Два с лишним месяца у нее никого нет, и это после шести лет супружеской жизни. А она ничего не чувствует, почти забыла о том, что у жизни есть интимная сторона. Это потому, что рядом Сергей, и если думать о сексе, то думать и о том, как она была близка с ним. А это нельзя. Это – табу.
Ну хорошо, Сергей – табу, но вот она живет бок о бок с немолодым, но полным сил мужчиной, чья мужественность не только в суровом профиле и широких плечах, но и в том, что он двадцать пять лет занимался самым мужским трудом. И занимался достойно. Однажды Вика попросила его похвастаться наградами, Нейман достал из шкафа мундир с орденами и медалями, но при этом отшутился старой флотской поговоркой: «Служи, дурачок, получишь значок». Но ни этот мундир, ни богатырская стать его хозяина не вызывали у нее даже крохотной искры женского интереса. И другие Серегины друзья… Разумеется, она не может ни с кем кокетничать, раз считается невестой Дайнеги, но ведь ей и не хочется. Какой симпатичный парень, замечает она отстраненно, будто семидесятилетняя старушка с внучками на выданье! Неужели предательство мужа и развод убили в ней женщину?
– Спасибо, Вика, ты настоящий друг, – прочувствованно сказал Нейман. – Слушай, а давай я блины зае… то есть натворю? Хочешь?
Она пожала плечами.
– Давай! Серега сегодня приедет?
– Не знаю. Он никогда не предупреждает.
– На запах подтянется. Сейчас я тесто наведу, а ты пока сочини начинку какую-нибудь. Я хорошо умею блины делать, набил руку, когда нам по полгода получку не давали. – Нейман погрустнел. – Вот время было. Ходил в море на перловке с тушенкой, а дома сидела голодная семья.
– А сейчас где ваша семья? – не утерпела Вика.
– Известно где. В Москве. Очень тяжко было здесь. Мы, офицеры, как в море идти, мясо с маслом оставляли семьям, но на одном пайке не выжить, а денег нет. Я и отправил жену с сыном к родителям – уходя в автономку, как-то спокойнее знать, что они под защитой родных, а не одни. А там… – Владимир Валентинович вздохнул. – Ладно, что говорить. Как сложилось, так сложилось.
Он быстро развел тесто и поставил подниматься. Вика приготовила несколько заправок для блинов – сыр с чесноком, селедку с луком и ветчину с помидорами.
– Сейчас-то мужики живут нормально. – Нейман сообразил, что делает плохую рекламу Дайнеге как Викиному будущему мужу. – Получают по сто тысяч, и вовремя. А мы… Эх! Двадцать пять лет я честно служил, а теперь Родина делает из меня попрошайку. Будто я эту квартиру не честно заработал, а вымаливаю из милости. Клянусь тебе, если бы не сын, которому это жилье после моей смерти достанется, я бы плюнул и ушел. А так сижу, словно нищий убогий.
– Да, трудно вам приходится.
– Ничего. Как говорил адмирал Нахимов, у русского моряка нет легкого или трудного пути. Есть только один путь – славный. Так-то, дорогая.
– Наверное, вам скоро дадут жилье. – Вике захотелось приободрить соседа. – Президент обещал решить вопрос, и вообще он о военных заботится. Вот зарплаты поднял, пенсии обещал повысить…
Нейман ожесточенно натер раскаленную сковородку маслом:
– Конечно, поднял! Так жутко армию сократить, грех не поднять!
Вика промямлила, что армия теперь станет более профессиональной и мобильной.
– Да? – Нейман уставился на нее, поигрывая сковородкой. Вика поежилась. – Может, скажешь еще, что народ должен держать такую армию, которую он может себе позволить?
Она опустила глаза.
– Так вот! Заруби себе на носу, – двумя точными движениями он распределил тесто по сковородке, – народ должен держать не ту армию, которую может себе позволить, а ту, которая способна его защитить! Зачем тебе пистолет, который не стреляет? Только карман тянет, и разумнее всего выбросить его вообще.
Владимир Валентинович сделал неуловимое движение рукой, блин перевернулся в воздухе и упал на сковородку. Вика вздохнула. Да, в этом деле он изрядно навострился.
– Они и начали платить военнослужащим не потому, что в результате сокращения появились свободные деньги. С гораздо большим удовольствием они положили бы их в собственный карман. Но приходится, чтобы люди не задавали лишних вопросов. Чтобы не понимали – армия разрушена. Ладно, мы бы с кем-то воевали и потерпели поражение, тут все ясно. Проиграли войну, ничего не поделаешь. Контрибуции, внешний долг… Но чтобы так, в мирное время, свои же руководители с нами так поступили…
Вика не впервые слышала эти речи. Моряки, бывавшие в доме, только и делали, что ругали реформу армии, но она приписывала им личное неудовольствие, раздражение от того, что из-за сокращения они вынуждены резко изменить планы на будущее.
– Говорили, не будет сокращений, ребята вздохнули свободно, а сейчас вдруг раз – четыреста человек под нож! – продолжал Нейман. – Скоро останется одна бомба и при ней три солдата обслуги. Вот и вся ядерная держава. Денег у них, видишь ли, нету. Распродали военные городки в Московской области – куда бабки дели, непонятно. Все производство разрушили, теперь будем вертолетоносцы во Франции покупать. Правильно, там откаты поинтереснее.
«А меня хотят судить за взятку, – усмехнулась Вика своим мыслям. – Правильно сказал Балахонов – если ты пятьсот рублей попросил, то ты негодяй и взяточник, а если три миллиона – умный человек, можешь баллотироваться в депутаты. Я по крайней мере не нанесла ущерба обороноспособности страны, и нечего терзаться угрызениями совести». И нечего упрекать себя, что сбежала из-под следствия, любой суд над ней несправедлив хотя бы потому, что столько настоящих негодяев находится не только на свободе, но и при высоких должностях. По сравнению с ними она чиста, как горный снег.
– Хорошо, армию сократили, где молодые люди служить будут? – строго спросил Нейман. – Да и сейчас-то, боже мой! Чему армия может их за год научить? В первую очередь они должны освоить технику, а техника ржавеет. Приходят к нам после учебки, болтаются по кораблю, а мы в море не идем.
– А по-моему, было бы лучше, если бы ребят перестали в армию забирать, – храбро заявила Вика. – Какой смысл терять целый год жизни на глупую муштру?
Нейман взглянул на нее так, словно Вика была змеей, которую он внезапно обнаружил на собственной подушке.
– Да что ты говоришь!
Положение спас Дайнега, появившийся как нельзя более кстати. Войдя, он ласково обнял Вику. Обычный ритуал, работа на публику. Ничего личного.
– Валентиныч, ты что кричишь, на вахте слышно? Як з ланцюга зирвався.
– Невеста твоя меня расстроила.
– Чем же?
– Говорит, нечего мужикам в армию ходить. Да когда я призывался, ни у кого даже мысли такой возникнуть не могло! У нас позором считалось, если тебя в армию не берут. Не служил, так тебя всю жизнь за человека не считали, кем бы ты ни был.
Сергей улыбнулся. Его рука продолжала лежать на Викиной талии. Наверное, по рассеянности.
– Ты, Валентиныч, когда призывался, еще динозавры на земле водились.
– Что это за неуставняк? Дерзить старшему по званию! – грозно сдвинул брови Нейман. – Мой руки и садись за стол, будем ужинать. А даме сердца твоей я сейчас мозги вправлю. Тоже еще, гуманистка выискалась! Наслушалась солдатских матерей. «Ах, как же мой мальчик пойдет в эту ужасную армию!» Жалко ей своего мальчика. А мальчик давно уже спит с девочкой. А раз так, он обязан уметь эту девочку
