в которых я был замешан, с того самого дня вплоть до этого часа. Мой друг был сильно потрясен описываемыми мною событиями. Од вскакивал от изумления, краснел от негодования, широко разевал рот от любопытства, смеялся от радости, дрожал от страха и плакал от горя по мере того, как превратности моей жизни внушали ему то одно, то другое чувство; а когда мой рассказ был кончен, он выразил свое удивление по поводу услышанного им, возведя глаза горе и воздев руки и заявив при этом, что, хотя я молод, но пострадал куда больше, чем святые мученики.
После обеда я в свою очередь пожелал узнать подробности его скитаний, и он в кратких словах сообщил, что прожил год в Париже со своим хозяином, досконально изучившим за это время язык, а также все светские развлечения, после чего они отправились в путешествие по Франции и Голландии, во время коего им не повезло, так как они встретили трех своих соотечественников; в компании с ними его хозяин предался таким излишествам, что его конституция была потрясена и он захворал чахоткой и, по совету врачей, отправился в Монпелье дышать чистым воздухом, где и поправил через шесть недель свое здоровье в такой мере, что вернулся в Реймс, повидимому, в добром здравии; но он не прожил там и месяца, как стал слабеть и через десять дней умер к невыразимой скорби всех, кто знал его, и в особенности Стрэпа, бывшего с ним отменно счастливым и столь угодившего своему господину, что тот на смертном одре порекомендовал его некоторым знатным персонам за старательность, трезвость, преданность и оставил ему по завещанию носильное платье, золотые часы, шпагу, кольца, наличные деньги и всю движимость, которая была при нем во Франции, на сумму до трехсот фунтов.
— Которые, — продолжал Стрэп, — да будет мне свидетелем и бог и люди, — я уступаю в полное ваше распоряжение! Вот мои ключи, возьмите их, умоляю, и да принесут они вам радость!
В голове у меня помутилось от такого внезапного поворота судьбы, и я едва мог поверить, что все это происходит наяву; я решительно отказался от такого щедрого подарка друга и напомнил ему, что я солдат; тут он вскочил и вскричал:
— Правильно! Ну, мы добьемся увольнения! Я могу обратиться к одной знатной особе, которая окажет мне эту милость.
Мы обсудили этот план и решили, что мсье д'Эстрап явится на утренний прием к маркизу и расскажет ему о случайной встрече с братом, служащим в Пикардийском полку рядовым, которого он не видел в течение многих лет, и попросит маркиза помочь его увольнению из полка. Затем, услаждаясь бутылкой доброго бургундского, мы провели вечер, строя всяческие планы на будущее в случае, если мне повезет и я добьюсь увольнения. Дело было в том, чтобы на оставленное Стрэпу наследство всю жизнь прожить спокойно, — задача весьма трудная и при обычном способе расходовать деньги совсем неосуществимая; поговорив немало, мы так и не пришли в этот вечер ни к какому решению, ко, расставаясь, посоветовали друг другу обратить на сей вопрос особое внимание.
Что до меня, то я напрягал свое воображение бестолку. Когда я размышлял о том, чтобы стать купцом, наши скудные средства, риск, связанный с морем, войной, рынками, отвращал меня от этого плана; ежели бы я стал хирургом у себя на родине, я скоро убедился бы, что и без меня там слишком много хирургов, а обосновавшись в Англии, должен был бы работать один, без друзей, окруженный недоброжелателями — препятствия неодолимые и для самых блистательных способностей. Не мог я надеяться и на возвышение на службе государству, раз я не умел заискивать у придворных, или быть сводней, или сделать мое перо продажным, защищая дурное и презренное правительство. Прежде чем я остановился на каком-нибудь плане, я заснул, и в моем воображении возник образ милой Нарциссы, которая, казалось, улыбалась в ответ на мою страсть и предлагала отдать мне свою руку как награду за все мои труды.
Рано поутру я пришел к моему другу и нашел его в полном восторге от своей счастливой выдумки. Как только я вошел в его комнату, он обратился ко мне с самодовольной улыбкой:
— Вот, мистер Рэндом, удачная мысль иногда может притти и в глупую голову… Я попал прямо в точку… Готов биться об заклад, что мой план лучше вашего, несмотря на всю вашу ученость. Но вам и тут надо отдать предпочтение, как и во всем прочем, а потому начинайте и сообщите, что вы придумали, а я поделюсь с вами моей незатейливой выдумкой потом!
Я сказал, что ни одна заслуживающая внимания мысль не пришла мне в голову, и с нетерпением торопил его сообщить о результатах его размышлений.
— Так как у нас слишком мало денег, — начал он, — чтобы выдержать долгий срок, то мое мнение такое: нужно сделать смелый ход… А для достижения цели нет ничего лучше, чем превратиться вам в джентльмена (как и подобает) и повести осаду какой-нибудь богатой леди, которая сразу может сделать вас независимым. Не смотрите на меня так… Утверждаю, что сей план — благоразумный и почтенный, потому что я не хочу натравить вас на старую, беззубую, сопящую леди, которая своим вонючим дыханием доведет вас до чахотки меньше чем в три месяца. И я не советую вам выдавать себя за состоятельного сквайра, как делают ваши охотники за богатым приданым, из-за чего немало несчастных, обманутых леди вступают в брак и вместо того, чтобы наслаждаться обещанной роскошью, видят свое приданое в руках кредиторов своего супруга, а сами становятся жертвами нищеты и отчаяния. О, нет! Я знаю, вы ненавидите такой обман и сами достойнейший человек, и телом и духом, и ваши качества сулят вам брак, который возвысит вас над людьми. У меня есть костюмы, которые не постеснялся бы надеть и герцог… Я уверен, они подойдут вам без переделки, а если не подойдут, во Франции много портных. Отправимся ненадолго в Париж, там купим все необходимое, а затем отплывем в Англию, куда я почту честью сопровождать вас в качестве лакея. Этот план поможет вам сберечь деньги на слугу, бритье и уход за париками, и я не сомневаюсь — да поможет нам бог! — мы весьма скоро приведем все дело к желанному концу.
Сколь ни было необычайно это предложение, я выслушал его с удовольствием, ибо оно льстило моему тщеславию и внушило смешную надежду на то, что Нарцисса воспылает ко мне ответным чувством.
После утреннего завтрака мьсе д'Эстрап отправился выразить свое почтение маркизу, и ему так повезло с его просьбой, что я получил увольнение через несколько дней, после чего мы отправились в Париж.
Тут я имел время поразмыслить и поздравить себя с внезапной переменой фортуны, которую можно вынести со спокойствием, только научившись до некоторой степени философии и самоотречению. Эта истина станет еще очевидней, если я опишу подробно то, обладателем чего я стал сразу, после отвратительной нищеты и уничижения. В мой гардероб входили пять роскошных полных костюмов, два из коих были попроще, один из превосходного бархата, один отделан золотым шитьем, а один — серебряным; два кафтана — один белый с большими металлическими пуговицами, другой голубой с золотой обшивкой; один камзол из золотой парчи, один голубой атласный, расшитый серебром, один зеленый шелковый, украшенный крупным узором из золотого галуна, один черный шелковый с бахромой, один белый атласный, один черный суконный и один алый; шесть пар суконных штанов, пара малиновых и другая пара из черного бархата; двенадцать пар белых шелковых чулков, столько же черных шелковых и столько же тонких нитяных; шляпа с золотой point d'Espagne[67], вторая с серебряными фестонами, третья с золотым галуном и четвертая простая; три дюжины превосходных гофрированных рубашек; столько же галстуков, дюжина батистовых носовых платков и еще дюжина шелковых.
Другое движимое имущество, перешедшее в мое владение, благодаря щедрости и дружбе Стрэпа, состояло из золотых часов, двух ценных бриллиантовых колец, двух дуэльных шпаг, третьей с серебряным эфесом и четвертой со стальным, инкрустированным золотом, бриллиантовой пряжки для галстука, набора пряжек для чулков и башмаков, пары пистолетов, отделанных серебром, палки с золотым набалдашником и черепаховой табакерки для нюхательного табака, украшенной золотом и с изображенной на крышке леди. Джентльмен оставил также много других ценных вещей, которые Стрэп превратил в наличные деньги до того, как я с ним встретился, так что, помимо всех упомянутых вещей, у нас было более двухсот фунтов наличными деньгами.
Экипировавшись, я превратился в весьма видного джентльмена и в сопровождении моего верного друга, который довольствовался положением моего лакея, посетил Лувр, осмотрел Люксембургскую галлерею и был в Версале, где имел честь видеть, как его христианнейшее величество скушало изрядное количество маслин.
В течение месячного моего пребывания в Париже я являлся несколько раз ко двору, посетил итальянскую комедию, оперу, театр, танцевал на маскарадах и, коротко говоря, обозрел все самое
