этой гладью, на сколько еще простирается вниз потухший вулкан Карадаг со всеми его гладкими скалами и скользкими осыпями – непонятно.
Они шли так долго, что тьма нагнала их – спустилась сверху, легла на плечи, окутала с ног до головы и скрыла дорогу перед ними. Горная тьма оказалась всеобъемлющей, совсем не такой, какую Глаше приходилось видеть на земле.
Да, сейчас ей казалось, что они уже не на земле, а в отдельном от всего, ни с чем привычным не связанном пространстве. Звезды стояли над головой так низко и сияли так крупно и пронзительно, что это впечатление было абсолютным.
Ей стало страшно от близости холодного мироздания.
Лазарь взял ее за руку в то самое мгновенье, когда она почувствовала этот страх.
– Не бойтесь, Глашенька, – сказал он. – Мы не заблудимся.
Его страхи были, наверное, просты и определенны. А скорее всего, никаких у него страхов и не было.
В темной тишине вскрикнула одинокая ночная птица. Глаша вздрогнула.
– Не бойтесь, ну пожалуйста. – Он притянул ее к себе и обнял. – Мы правда сейчас к морю выйдем.
Он обнял ее так, как будто делал это всегда, как будто это было совсем принято между ними. Хотя они до сих пор говорили друг другу «вы» и отношения их были ошеломляюще непонятны.
Нет, это раньше они были ей непонятны. Теперь они стали для нее так же ясны, как звезды над головою. Почти не дыша, она замерла у его груди. Прислонилась щекой, виском. Он обнял ее крепче. Она не слышала его дыхания. Он коснулся губами ее макушки и сказал:
– Посидим немного.
Его голос прошел через нее всю, от макушки до пяток, как молния. Она зажмурилась.
Он сел на большой плоский камень, а ее посадил к себе на колени. Днем, в жару, его руки были прохладны, а теперь, в ночном горном холоде, – теплы.
– Это только кажется, – сказал он, обнимая ее.
– Что кажется? – Она вздрогнула.
– Что мы в каком-то диком краю.
Глаша облегченно вздохнула. Она подумала, что он говорит про другое, и испугалась: ей не хотелось, чтобы то, другое, только казалось.
– А на самом-то деле бухта совсем рядом, – сказал он. – И ничего страшного, что здесь безлюдно.
Ничего страшного в этом, конечно, не было. В мире вообще не осталось ничего страшного, как только этот мир уместился в обхвате его рук.
– Отдохнули? – спросил он.
– Я и не устала, – уткнувшись носом ему в грудь, ответила Глаша.
Лазарь засмеялся.
– Что? – встревоженно спросила она и подняла голову, пытаясь заглянуть ему в глаза.
Его глаза темно блестели над нею, хотя блестеть не могли, потому что кругом не было ни одного источника света. Они сами были таким источником – не было других объяснений.
– Щекотно, – ответил он. – Пойдемте.
Теперь, в кромешной тьме, он уже не позволил ей идти самостоятельно, а крепко держал за руку. Осыпь закончилась, под ногами была земля. Дорога стала не такой крутой, потом сделалась пологой, и шум волн превратился наконец в главный звук ночи. Это был даже не шум, а мерный шелест – дыхание спокойного моря.
– Ну вот и Лисья бухта, – весело сказал Лазарь. – А вы не верили!
– Я вам верила, – возразила Глаша.
От счастья она улыбалась во весь рот, как лягушка. Хорошо, что этого не было видно в темноте.
Еще днем, когда приехали из Насыпного в Коктебель, он объяснил ей, что в Лисьей бухте никаких отдыхающих нет, потому что добраться туда можно только морем или по Карадагу, через скалу Сюрю-Кая. Преодолевать так много препятствий для того, чтобы всего-навсего искупаться, желающих вряд ли окажется много, значит, им сам Бог велел добраться до Лисьей бухты, и они доберутся.
– Надо же как-то преодолеть весь этот идиотизм, – добавил он.
Что он имел в виду, Глаша поняла не очень. Не скалу же, наверное. Переполненный пляж? Очередь за кукурузой? Да не все ли равно!
На море легла светлая дорожка. Глаша подняла глаза – луна стояла совсем близко, над самой водою. Звезды растворились в ее серебряном свете.
– Как же она вдруг появилась! – ахнула Глаша.
«Так ведь и все появилось именно вдруг, – мелькнуло у нее в голове. – Было нелепо, неловко – и вдруг стало совсем по-другому, и как же это так стало?»
Она не знала, как это стало – природной ли какой-то переменой, его ли усилием. Его усилие было сродни природе.
Лазарь бросил рюкзак на мелкие камушки, которыми был покрыт берег.
– Вы плавать умеете? – спросил он.
– Ага, – кивнула она. – Только…
– Что?
– Нет, ничего.
Она хотела сказать, что никогда не плавала в ночном море, но не стала говорить. Ну, не плавала, так ведь всегда что-нибудь приходится делать в первый раз. И как можно чего-то бояться, когда он рядом!
Она смотрела, как он снимает и бросает на песок футболку, джинсы. Луна освещала его так ярко, словно только для того и взошла на небо.
– Ну, Глаша? – спросил он, оборачиваясь. – Поплывете?
Она тоже расстегнула клетчатую рубашку, в которой вышла утром на работу, и тут только вспомнила, что купальника-то на ней нет. Когда Лазарь увел ее с виноградника, то они сразу вышли на дорогу, и сразу он остановил машину до Коктебеля, и сразу же они пошли через поселок к Сюрю-Кая, и еду купили уже по пути, чебуреки и шашлык из осетрины.
Жаровни стояли по всему Коктебелю, и осетрину жарили на них, как плотву какую-нибудь. Лазарь объяснил, что ее здесь так много, потому что привозят с Азова браконьеры. И когда он только успел это узнать? Впрочем, Глаша уже не удивлялась такой его способности – интересоваться сразу всей жизнью и сразу же разбираться в сплетении ее причин и следствий.
А вот про купальник она совершенно забыла. И что же теперь делать?
«И ничего! – Она произнесла это хоть и не вслух, но решительно. – Я его люблю, и… И все остальное – просто ханжество!»
– Что это у вас вид такой решительный? – сразу заметил он.
Глаша не ответила.
Но несмотря на свою решимость, одежду она с себя сбросила у самой воды и в море вошла так поспешно, что даже Лазаря опередила.
– Что так спешите? – засмеялся он у нее за спиной. – Видно, очень вы в горах устали!
Глаша поплыла прямо по лунной дорожке. Сердце у нее билось с быстрой радостью. Или со страхом – этого она не понимала. Плавала она каким-то непонятным стилем – колотила руками и ногами, разбрасывая брызги, – и брызги эти казались ей сейчас светящимися, лунными. Это было так удивительно! Ведь луна отражается только в больших пространствах воды, во всем море, а не в брызгах. Или нет? Сегодня все переворачивалось, все оказывалось не таким, как она привыкла, и, может быть, луна тоже, и море тоже?
– Видели когда-нибудь, как море светится? – Лазарь уже плыл рядом; он догнал Глашу в два взмаха. – Я раньше про это слышал только. Первый раз сегодня вижу.
От его рук вода расходилась не брызгами, а широкими волнами. И волны эти светились так, что свечение уже невозможно было считать лунной иллюзией. Оно было не серебристое, а зеленое, фосфорическое, завораживающее и таинственное.
