Вспомнив про вино, Венсан достал из холодильника одну из бутылок, обтер полотенцем (она мгновенно запотела от жары), разлил по бокалам. Джемма и Лиза молчали, держа свои бокалы за стеклянные ножки. У обеих глаза были на мокром месте.
– Итак, – промолвил Венсан с невеселой улыбкой, – что же нам отметить на этот раз? Конец невинности?
В тишине все трое подняли бокалы и выпили, испытывая странное облегчение при мысли, что все маски сорваны и больше не нужно опасаться, что люди, разделяющие с тобой стол и кров, сочтут тебя лучшим, чем ты есть на самом деле.
В двенадцатом часу ночи они снова сидели на веранде, попивая «Метаксу», покуривая «
– И все же из-за чего ты оставил службу?
Несносная Джемма опять коснулась больного.
Он долго молчал.
– Неудачная операция. Один из моих пловцов не вышел на поверхность. Я был командиром отряда. Моя вина.
– Ты командовал отрядом из пятнадцати человек? – Джемма уважительно посмотрела на него. – Ну и ну! А мы-то, дуры, разглядывали твою задницу на пляже... лейтенант Торанс.
– Капитан, – поправил он скромно.
Джемма чуть не свалилась со стула.
– Ох... прошу прощения, сэр.
– Но почему ты решил, что должен уйти? – подала голос Лиза. – Ведь если это была боевая операция, кто угодно мог...
Он покачал головой:
– Ты не понимаешь. За тридцать лет борьбы с терроризмом GIGN потеряла всего десять бойцов. И один из них – мой.
– Тебе предъявили официальное обвинение?
– Обвинение? О нет. Наоборот, меня дружно заверяли, что в этой непростой ситуации я сделал все от меня зависящее. Со мной беседовали аж целых три психолога. Но у меня как раз заканчивался очередной контракт...
– И ты решил нести свой крест в одиночку.
– Да.
Еще глоточек «Метаксы». Еще крупица правды, процеженная сквозь кровавый пот воспоминаний.
– А та блондинка с перерезанным горлом в твоей постели? Из-за которой ты чуть не угодил за решетку. Которая стала причиной твоей фобии. Это было или не было?
– Было, но очень давно. Примерно тогда же, когда случилось твое изнасилование. Мне едва исполнилось девятнадцать. И причина моей фобии не в этом.
– В чем же?
– Я расскажу, но не сейчас. Позже.
– Как же с этой самой фобией тебя зачислили в GIGN? – подумав, спросила Лиза.
– А я никому о ней не рассказывал.
– И никто не вывел тебя на чистую воду? Ни один психолог? Впрочем, твой отец... хм... понятно.
– Отец? – Венсан неприязненно поежился в кресле. – Мы никогда с ним не ладили. Он не верил, что из меня выйдет что-нибудь путное. Мальчишка, который только и знал, что бегать на танцы по выходным да щупать девчонок на заднем сиденье автомобиля...
– На танцы? – переспросила Джемма.
И быстро взглянула на Лизу. Они обменялись улыбками.
– Даже через несколько лет, когда я, уже далеко не мальчик, объявил о своем решении вступить в GIGN, он был решительно против. И сделал все, чтобы этому помешать. Сломать меня, загасить. Заставить сойти с дистанции. Мать и сестра тоже были не в восторге от моей идеи. Мама, как обычно, беспокоилась о моем здоровье. Франсуаза просто терпеть не могла людей в форме. Когда мне случалось оказываться дома, со мной почти не разговаривали. Быть может, это прозвучит странно, но я был очень одинок в то время. При других обстоятельствах я мог бы даже впасть в депрессию – правда, правда! – но, к счастью, в Учебном центре нас гоняли так, что времени на дурные мысли уже не оставалось.
– А потом, после окончания спецкурса? Быстро ты до–служился до капитана?
– Довольно быстро.
– И где же ты совершал свои подвиги? В каких точках земного шара?
– В самых разных.
– А кошмары тебя не мучают? Сейчас, после всего.
Венсан глубоко вздохнул. Смиренно-обреченно, как монах, которому случилось задуматься о превратностях семейной жизни.
– Кошмары, бессонница... Все, кто воевал на Балканах, или на Ближнем Востоке, или на Кавказе, могут рассказать об этом побольше меня. Я же, собственно, не воевал, а выполнял спецзадания. Нас забрасывали туда, где требовалось немедленное вмешательство. Так что это была скорее работа. Работа, а не война.
– Ты владеешь каким-нибудь языком, помимо англий–ского?
– Да. Немецким. За время моей службы GIGN провела несколько операций совместно с немецкими спецподразделениями.
– Три языка, боже мой... – Джемма смотрела на него как на Зорро, Бэтмена и графа Калиостро, вместе взятых. – Мне прямо хочется встать по стойке «смирно».
– Встань, – милостиво произнес Венсан. – А потом повернись и чуть-чуть наклонись...
Джемма со смехом растрепала ему волосы.
–
Поставив стакан, он расцеловал ее ладони – сначала одну, потом другую.
– Сумасшедший? Это почему же?
– Сидишь тут с какими-то глупыми шлюхами... Постой, постой, так ты и по-итальянски понимаешь?
Он усадил ее к себе на колени и запустил руку ей под юбку.
– Ну разве что самую малость.
– О-о! – Джемма прильнула к его плечу, запрокинула голову, изображая сладостное забытье. – Ты сводишь меня с ума, мой капитан!..
Было уже далеко за полночь, когда все трое начали зевать, вздыхать и намекать друг другу, что пора закругляться. Джемма отнесла в кухню бокалы, ополоснула их, расставила на салфетке и, чтобы вознаградить себя за труды, на целых полчаса оккупировала ванную.
Лиза подошла к перилам веранды и остановилась, глядя в темный сад. Это действовало на нее успокаивающе – стоять вот так, практически без движения, и, затаив дыхание, смотреть на острые верхушки кипарисов и россыпи звезд над ними. Смотреть и не думать ни о чем. Но сегодня не думать не получалось.
«Поверить в это оказалось труднее, чем ты предполагала, правда? Не будет больше неожиданных звонков, вгоняющих в пот, не будет язвительных монологов, выслушивая которые ты неизменно чувствовала себя извалявшейся в грязи...»
Это ли победа? Если так, то она поразительно похожа на поражение. Увидеть разницу можно только с очень близкого расстояния – с такого, какое позволяет разглядеть каждую капельку крови, забрызгавшей камень и траву...
– Знаешь, это так странно, – обратилась она к подошедшему сзади Венсану. – Вроде был человек – и вот
