фотографии. – В этом платье ты как фотомодель. Как Наоми Уоттс. Дорогое? Ух ты... А кольцо-то, кольцо!..
Кольца у Лизы и Венсана совершенно одинаковые, с мелкими камешками, и Джемма уже вдоволь похихикала над ним, убеждая в срочном порядке обзавестись бриллиантовыми серьгами и тем самым завершить образ звезды мадридского «Реала».
За неделю ничего не изменилось, разве что дни стали короче, а ночи соответственно длиннее. Сумерки наступали чуть ли не на час раньше, принося с собой прохладный ветерок, от которого по коже разбегались мурашки, а в восемь вечера уже хотелось накинуть на плечи шерстяной кардиган. Народу заметно поубавилось, пляжи выглядели пустынными, а в Керкире даже по вечерам не было никакой толкотни. Но остров от этого не стал менее прекрасным. Даже наоборот!
Лежа на циновке, брошенной на песок в двух шагах от воды, Лиза рассказывает Джемме о старом многоквартирном доме в центре Парижа, о канарейках на балконе, о мутных водах Сены, о высоких шпилях Сен-Жермен-де-Пре, о танце брата и сестры, о мини-диске в прозрачной коробочке, о пистолете на тротуаре... обо всем понемногу. Венсан ушел на лодке к острову Пакси и обещал вернуться часам к восьми или девяти. Ему было необходимо подзарядиться от стихии воды. Смыть боль и ярость. Осмыслить перемены.
Первую ночь после недельной разлуки они провели все вместе. Джемма боялась, что отныне (по какой-либо из вымышленных причин) это станет невозможным, но страхи ее оказались напрасными. После того как она перемерила и перещупала все привезенные ей подарки и в полной мере выразила свой восторг, все трое отправились в постель и безотлагательно занялись попранием прав, пересмотром норм и нарушением запретов. Пьяные и шальные, они услаждали друг друга так щедро, что к утру уже были не способны ни на какие формы сексуальной близости. Оставьте, не троньте... Все, что они чувствовали, – это предельное пресыщение, при котором даже простое касание пальца исторгает болезненный стон.
Джемма успокоилась. Теперь она верила в то, что терять любимых не обязательно. Можно найти более мудрое решение.
– Расскажи мне еще про этого Иуду... Анри Леграна.
– Да я уже все рассказала, – отвечает Лиза с легким зевком. – Его мозг не выдержал перегрузки и включил программу самоуничтожения. Не знаю, сколько ему удастся протянуть. Все зависит от того, до чего они договорились с Венсаном. Думаю, он был довольно высокого мнения о себе, и вдруг...
– Ничего себе «вдруг», – качает головой Джемма.
Она лежит на боку, опираясь на локоть, и проворно кидает в рот то печенье, то орешек, рискуя в скором времени вновь набрать потерянный вес.
– Венсан сказал, это выглядело как спонтанная активизация одной из программ, лежащих ниже уровня сознания. Программы, встроенной в микроструктуру мозга и недоступной для классического психоанализа.
– Ты говоришь так, будто он – компьютер.
– Эти термины применяют военные психологи.
– А еще что он сказал, наш душка-капитан?
– Больше ничего. Только то, что если Анри в самое ближайшее время не разберется со своими проблемами, ему крышка.
На своем «порше» Анри отвез Венсана и Лизу в аэропорт и оставался там до тех пор, пока на их рейс не объявили посадку. Пришла пора прощаться. Мужчины обнялись. Из деликатности Лиза отвернулась, но прямо перед ней торчала какая-то стойка с зеркальными панелями, что позволило ей проследить, как губы Анри потянулись к губам Венсана, а тот не возражал. Вот вам и крепкая мужская дружба. «
* * *
Он был довольно вежлив, этот полицейский инспектор. Задавал только те вопросы, какие уместно было задавать человеку, не подозреваемому ни в каких противоправных действиях, и безропотно мирился с тем, что на них вместо Лизы в большинстве случаев отвечал Венсан: «Да, Максим Колесников звонил бывшей жене. Мы знали, что он в Афинах, он не делал из этого секрета. Приехать? Да, одно время у него были такие намерения, но дальше разговоров дело не пошло. Его встречали, но он так и не появился. И позже, к счастью, уже не докучал Элизабет своими звонками».
Опять к Лизе обращались как к мадам Торанс, но теперь это не вызывало у нее ни удивления, ни протеста. Напоследок грузноватый, не первой молодости инспектор позволил себе поинтересоваться, как долго продолжалось их знакомство, прежде чем было принято решение о вступлении в брак.
Венсан прикинул:
– Месяца два, если не ошибаюсь. Или два с половиной.
– Не слишком долгий срок. Хотя...
– Наш поступок кажется вам необдуманным?
– Необдуманным? – Инспектор помолчал, глядя на Венсана из-под полуприкрытых век. – Я бы так не сказал, сэр.
– Чересчур поспешным? – предположил Венсан.
Они сидели друг против друга за кухонным столом. У распахнутого окна, скрестив руки на груди, стояла со скучающим видом Лиза. Джемма мыла посуду.
– Бывает, – задумчиво промолвил инспектор, – люди проверяют свои чувства годами.
– За них можно только порадоваться, – пожала плечами Лиза. И пояснила: – Ведь это значит, что они молоды, что у них есть время. А мне тридцать два года. Я беременна и хочу родить своего ребенка в браке. Это что, наказуемо? Впрочем, кого я спрашиваю... – Она махнула рукой и улыбнулась мечтательной и отрешенной улыбкой оплодотворенной богини. – Вам, мужчинам, этого не понять.
– О, так вы... Мои поздравления, мадам. – Инспектор смущенно привстал, как будто собирался не то поклониться, не то удариться в бега. Бросил взгляд на Венсана. – С учетом этого деликатного обстоятельства, сэр, ваше решение выглядит вполне обоснованным.
К этому времени уже стало ясно, что задерживаться ему здесь нет никакого резона. С Джеммой Гальяно он уже побеседовал, причем она показала себя этакой экзальтированной простушкой, занятой только своим загаром, своим маникюром и мыслями о том, как бы поскорее выскочить замуж. С Лизой Шадриной тоже, насколько это оказалось возможным в присутствии ее новоиспеченного мужа. А после того как Морской Змей Торанс продемонстрировал свое умение отвечать на вопросы – минимум информации при кажущейся готовности к сотрудничеству, сжатые формулировки, ноль эмоций, – окончательно убедился в невозможности сделать какие-либо выводы, не прибегая к дополнительному расследованию.
Все трое держатся молодцом, но кое-что в их показаниях явно противоречит здравому смыслу. К этому еще предстоит вернуться. Немного погодя. При условии, что дело не будет закрыто. Хуже всех этот военный ныряльщик, Торанс. Обе кошечки чувствуют себя за ним как за каменной стеной, и, признаться, у них есть для этого все основания. Хладнокровие, наблюдательность, трезвость рассудка – все это плюс неистребимый пафос военного делали его практически неуязвимым для обвинений. К тому же по поводу бывшего – это еще как посмотреть. Элитные подразделения, подобные французской Группе вмешательства, никого из своих людей не считают «бывшими», а этот конкретный специалист до сих пор представляет для них значительный интерес. Они даже не считают, что он вышел в отставку. Для них его нынешнее бездействие – всего лишь долгосрочный отпуск. И они уже однозначно дали понять, что готовы пресечь на корню любые попытки опорочить доброе имя кого-либо из их ветеранов или действующих сотрудников.
– Нам известна ваша репутация, капитан Торанс. – С этого инспектор Стефанидес начал свою речь, этим же теперь и закончил. – И потому мы надеемся, что никакие причины личного характера не помешают вам оказать необходимое содействие правосудию.
– Если вам действительно известна моя репутация, – возразил Венсан с тонкой улыбкой, сделав ударение на слове «действительно», – то вы должны понимать, что мои представления о правосудии в ряде случаев могут существенно отличаться от ваших.
Вместе они дошли до калитки.
– Извините, что пришлось побеспокоить вас, сэр, – вежливо сказал инспектор, пожимая ему руку на прощание. – Всего наилучшего.
