Морской змей

рыболовных катеров. Вершины гор уже тонут во мраке, лишь на склонах кое-где светятся огоньки отелей, частных вилл и таверн.

Народу никого, только четыре фигуры на пирсе.

Мужчины сидят, подпирая друг друга спинами, глядя в разные стороны. Оба лениво курят, оба молчат, и это затянувшееся молчание их нисколько не тяготит. Что нужно было сказать, давно уже сказано, а что не сказано, то суета и томление духа. Вот так.

Женщины, расположившись поодаль, изредка перешептываются, не слишком заботясь о том, услышат их или нет. Но и это нельзя назвать связной беседой. Так, спонтанное перескакивание с предмета на предмет.

– На днях я спросила его: «А тебя это не мучает?» – тихонько говорит Джемма, очевидно, подразумевая Венсана. – «То, что ты сделал. Не то, что сделали мы с Лизой, не важно, вольно или невольно, а то, что сделал ты. Именно ты. Быть соучастником преступления – это тоже преступление. Это зло». А он ответил: «Все, что делается из любви, совершается всегда по ту сторону добра и зла» [120] .

– Ницшеанская философия. Это в его духе.

– А ты никогда не заговаривала с ним на эту тему?

Заговаривала, разумеется. Не так давно, когда они сидели вдвоем на вершине скалистого мыса, окаймляющего бухту залива Антипас.

– Ты ни разу не возвращался... ну, туда, к нему?

– Нет! – отрезал Венсан. – И не хочу, чтобы ты думала об этом.

– Не думать? Хм... Забавная рекомендация. Напоминает ту суфийскую притчу, в которой Ходжа Насреддин велел ростовщику Джафару не думать об обезьяне. – Она вздохнула. – Неужели мы никогда не сможем просто жить как все? Не думая о прошлом, не мучая себя вопросами, что и когда было сделано не так...

– Что значит «все»? Каждый человек – это вселенная со своими собственными законами гравитации. Существуют, конечно, некие универсальные законы, по большей части искусственные, к которым каждый приноравливается как может, но apres tout [121] начинаешь понимать, что лучше делать, как подсказывает тебе сердце, чем делать как все.

Вспоминая об этом, Лиза снова вздыхает и молча сжимает руку своей подруги. Через пару недель они с Венсаном возвращаются в Париж, и Джемма едет с ними. Независимо от того, как там сложится у нее с Анри, Лизу она не покинет. Теперь уже никогда. Она больше не обсуждала со своим ненаглядным перспективы совместной жизни, однако в разговоре с Венсаном тот вскользь обронил, что «уж лучше быть мужем, чем французским любовником номер два», и это вселило в Джемму смутную надежду.

Не выпуская ее руки, Лиза косится на Венсана. Жить в его доме, греметь кастрюлями на его кухне... «Я сплю или как?»

Три недели назад ее ужасала мысль, что придется каким-то образом налаживать отношения с его родственниками, хотя бы на самом примитивном уровне. Теперь она была спокойна. Конни, несмотря на свою показную готовность во всем повиноваться мужу, на деле оказалась вполне внятной дамочкой, найти с ней общий язык не составит никакого труда. Филипп... тут все сложнее, но рано или поздно и у него отыщется какая-нибудь ахиллесова пята. К примеру, маленькие дети. Внучку он просто обожает и позволяет ей многое из того, чего наверняка не позволял ни Венсану, ни Франсуазе.

Венсан... Он тоже устал от борьбы с несуществующим врагом. Потихоньку наводит порядок в своей неспокойной жизни. Когда, приняв приглашение родителей, он впервые привез Лизу в их весьма и весьма солидный особнячок в Иль-де-Франс, поначалу все испытывали неловкость. Все, кроме крошки Дианы, которая весь вечер не слезала с дедовой головы. Позже это прошло. Лиза заставила себя улыбаться и разговаривать. Венсан заставил себя не реагировать на отцовские подначки, а главное, не выкурил в его присутствии ни одной сигареты. Все выглядело как в старом кино: большая дружная семья за общим столом, преемственность поколений. Поклонники Джона Голсуорси, плачьте!

Венсан. Просто парень с пляжа. Ей-богу, до чего странно устроен этот мир! Порой все зависит от какой- то ерунды: случайный взгляд, шальная мысль... Вроде и не планируешь ничего такого, но кости, падая, выбрасывают заветное количество очков, ситуация выходит из-под контроля – и вот ты уже называешь этого мужчину своим мужем и сидишь на нагретом солнцем бетоне причала с его ребенком в животе, без единой мысли о прошлом и будущем. Сидишь, смотришь на воду, изредка трогая пальцами рельефную поверхность амулета на своей груди, имеющего форму неправильного овала. Теперь он твой, потому что внутри тебя – нерожденное дитя, которое нуждается в небесном покровительстве. Будущий царь с глазами змеи.

Поднимись к Великому Агатовому демону и проси помощи у него... Иной раз помощь приходит оттуда, откуда не ждешь. А потом ломаешь голову: помогла ли ты себе сама, или кто-то помог тебе? Тоже вопрос... На Востоке говорят: когда ученик готов, учитель найдется. Так же и здесь: когда остро нуждаешься в помощи, помощь придет.

Что ж, значит, так тому и быть. Как сказал Норман Мейлер, моя теперешняя психическая уравновешенность покоится на прочной основе тяжкого преступления [122] . Звучит ужасно, не так ли? Фокус в том, что правда всегда звучит ужасно, если только это не правда о внезапно скончавшемся родственнике из Америки, который завещал вам все свое состояние. Правда – ложь. Добро – зло. Свет – тьма. Неразрывные пары противоположностей. Две стороны одной монеты, которая выпадает из дыры в божественном кармане и летит, летит, переворочиваясь в воздухе бессчетное множество раз, пока не долетит до воды и не ляжет, пройдя сквозь толщу, на каменистое дно, откуда однажды ее поднимет праздный ныряльщик.

Порывшись в кармане джинсовых шорт, Лиза достает монетку (пять рублей – ничего себе!) и бросает в море. И долго сидит с закрытыми глазами, пытаясь представить ее путь ко дну сквозь толщу воды.

,

Примечания

1

Наглец! Развратник! (ит.)

2

Великолепно! (ит.)

3

Как дела? (гр.)

4

В порядке (гр.).

5

Доброе утро, малышка (фр.).

6

Нет, дорогой (фр.).

7

Миллер Г. Колосс Маруссийский / Пер. В. Минушина.

8

Славная погодка сегодня (фр.).

9

Здравствуйте. Как дела? Как поживаете? (фр.)