возле ее ларька двух мальчишек одиннадцати-двенадцати лет.
Пожалуй, крохотный ларек этой продавщицы был единственным теплым местом на вокзале. Из посудины, полной пирожков, поднимался пар, лучшей рекламы, чем этот пар, для съедобного товара не было. Однако женщина, надевшая поверх добротного пальто белый халат, позевывала из-за отсутствия клиентуры.
Один из мальчишек сказал:
— Тетя Зиба, хорошие у вас сегодня пирожки.
Продавщица пирожков Зиба, удерживая зевок, улыбнулась, затем, когда из старенького приемника «Араз» послышался голос Кадыра Рустамова[4], приоткрыла один глаз. А когда Кадыр Рустамов спел:
Зиба, не удержавшись, сказала:
— Послушайте только. Вот оно как!.. Он полил улицы водой, чтоб ноги любимой не испачкались в пыли! Где теперь такого мужчину найдешь?
Евший пирожок мальчик, не поняв ее слов, недоуменно спросил:
— Что это ты говоришь, тетя Зиба?
Зиба, открыв и другой глаз, посмотрев на мальчика и вновь улыбнувшись, сказала:
— Этого-то ты и не знаешь, Муршуд!.. Ты еще маленький... Вырастешь — узнаешь, о чем это я говорю.
Любопытное дело: когда эта женщина так улыбалась, она больше была похожа на воспитательницу из детского сада, заботливо старающуюся постичь душу ребенка, чем на лоточницу.
Кадыр Рустамов пел:
Но Зиба уже снова обернулась подлинной торговкой. Покачав рукой, она обратилась к радиоприемнику:
— Так не получится, чтоб без вранья.
Как обычно, сначала послышался гудок паровоза, затем показался поезд, и, когда он подошел и остановился у платформы, спешно дожевывая пирожки, мальчишки побежали к вагонам. Муршуд на ходу бросил товарищу:
— Ты с той стороны, а я — с этой!
Один из них помчался к паровозу, а другой пустился к хвосту поезда.
Зиба в нос промычала слова Муршуда, будто строчку из песни:
— Ты с той стороны, а я — с этой!
Наш знакомый молодой человек, сойдя с поезда, мгновенно продрог. «Фокусник» почти уже приблизился к выходу в город, но здесь его настиг Муршуд.
— Дядя, дядя, у вас спички есть, поменяемся?
Прибывший остановился, спросил:
— Этикетки собираешь?
— Да.
Молодой человек сокрушенно покачал головой:
— Жаль, не курю...
Мальчик, сразу сникнув, посмотрел в сторону поезда и, поскольку никого больше не увидел, зашагал рядом.
— Давно метет?
— Три дня, как началось. В Баку не так? — спросил, стараясь походить на взрослого, Муршуд.
— В Баку весна.
Когда они вышли в город, молодой человек спросил:
— Тебя как зовут?
— Муршуд.
— Дай мне твой адрес. Я тебе спичечные этикетки из Баку пришлю.
От радости глаза у Муршуда заблестели:
— Правда? — Но радость тут же его покинула. — Нет, так нельзя, — сказал он.
— Почему?
— Я тоже ведь должен дать вам спички.
— Зачем мне спички. Я не курящий. И этикетки не коллекционирую.
— Ну и что?.. Даром я не хочу...
— Вот ты какой!.. А где здесь книжный магазин?
Муршуд внимательно посмотрел на гостя, приехавшего из Баку.
— Вы там проверять будете?
Гость засмеялся:
— А что?
— Мой отец там работает.
— Ну... Боишься, что отца твоего проверю?
Муршуд пожал плечами.
— А что его проверять. — Затем, протянув руку, показал: — Вот, идите по этой улице прямо, потом поверните направо...
— Ты здесь останешься?
— Да, товарища жду.
— Хорошо, товарищ Муршуд, большое спасибо. — Приехавший из Баку гость потряс мальчику руку и зашагал вдоль улицы.
Он шел, втянув голову в воротник и размахивая черным портфелем, с которого мерно стекала вода. Он повернул направо, от угла, показанного Муршудом, прошел еще немного и остановился перед выстроенным недавно двухэтажным книжным магазином.
Перед дверью в узеньких сенях на табуретке, покрытой маленьким матрацем, сидел пожилой мужчина и, дымя трубкой, чинил круглую электроплитку. Мужчина скорее всего был сторожем магазина и готовился к длинной зимней ночи.
А вечер только еще начинался.
И приехавший из Баку человек, миновав книжный магазин, вошел в двухэтажное старинное здание, на двери которого крупными буквами было написано — «Районная прокуратура».
3
Прокурор Дадашлы помешал кочергой мерцающие в печке угли, притворил тяжелую заслонку, сунул обе руки в карманы брюк и, напевая себе под нос, подошел к письменному столу. Взял в руки грушевидный стакан с недопитым чаем и, сделав два глотка, поставил его на стол.
Рядом со стотридцатикилограммовой громадой прокурора Дадашлы стакан выглядел совсем крохотным. Казалось, забавляется стаканом как игрушкой. Действительно, зачем это чай такому большому человеку?
