— Где вы были двадцать пятого ночью?
Имаш все еще не оставлял своей работы.
— Двадцать пятого? Откуда мне знать, начальник, я человек не рабочий, кто его помнит, где меня носило.
— Вот вы и вспомните.
— А в чем дело, начальник? Что, опять у кого-то украли козу или корову?
Гюндюз, пропустив мимо ушей откровенную издевку Имаша, с еще большей настойчивостью повторил:
— Где были вы в ночь на двадцать пятое число, когда был убит дед учителя Фазиля Гемерлинского?
Рука Имаша бросила дверь, и на его худой жилистой шее заходил кадык.
— Ты что это хочешь сказать, начальник?
Следователь по особо важным делам резко повысил голос:
— А то и хочу сказать, что к незнакомому человеку на «ты» вам бы лучше не обращаться! Мы что, друзья большие были?
Имаш не отвечал.
— Я вас спрашиваю, друзьями мы были? Отвечайте!
Имаш и сам не заметил, как приподнялся на ноги и произнес:
— Нет.
— Вот и потрудитесь тогда говорить на «вы»!
Имаш, отряхивая коленки брюк, сказал:
— Извините.
— Так где вы находились двадцать пятого числа ночью?
Вытащив сигарету из кармана, Имаш чиркнул спичкой и, затянувшись, немного пришел в себя:
— В тот вечер... двадцать пятого, я был дома... спал...
— Дома у вас могут подтвердить это?
Имаш молчал.
— А сестра как? Она это подтвердит?
Имаш со злостью шмякнул о землю только что зажженной сигаретой.
— Ее вы не трогайте! — вскричал он. — Она мне не чета! Чистый человек...
Гюндюз Керимбейли направился к воротам.
— До свидания. Мы еще, должно быть, увидимся. — Потом, приостановившись на мгновение, добавил; — Больше всего в мире я не люблю ложь. Запомните это.
Имаш поплелся за ним.
— Как только вскочит у человека на глазу бельмо, — заныл он, — так он и пропал...
Гюндюз повернулся в его сторону:
— Почему вы нигде не работаете?
Чувствуя, что не выдерживает больше взгляда этого молодого начальника, Имаш отвел глаза в сторону.
— В нашем районе лучше человеку подохнуть, чем потерять доброе имя. Человека ославили вором. Кто теперь здесь даст работу вору Имашу? Кто захочет работать вместе с вором Имашем? Эх... — Имаш махнул рукой и, опять вытащив из кармана сигарету, закурил. — Я вот вам говорю о том, что снаружи горит, а о том, что внутри, молчу... — Он вдруг рассердился на самого себя, видимо, за то, что так разоткровенничался. — Знаю я, это все проделки учителя! Он и послал вас ко мне! Но ничего из этого у вас не выйдет! — Имаш немного повысил голос. — Я уже говорил! — Нагнувшись, он поднял валявшийся на земле рядом с ямой большой заржавленный нож и с размаху метнул его в дверь. Нож вонзился в дверь, и заржавленная, грязная рукоятка пронзительно задрожала. — Я ему уже говорил, что...
Следователь по особо важным делам оборвал его,
— Сколько вам лет?
Имаш, замолчав, захлопал глазами. Наверное, он соображал, что за хитрость таится за этим вопросом. Потом ответил:
— Уже больше пятидесяти...
Выходя из дворовой калитки, Гюндюз Керимбейли сказал:
— И когда вы о себе подумаете? Пора ведь уже.
И, не попрощавшись, удалился.
Стоя у забора, Имаш некоторое время смотрел ему вслед, потом повернулся, подошел к яме и, вытащив сигарету изо рта, со злостью швырнул ее в грязь.
Из двери торчала рукоятка воткнутого ножа.
11
Войдя с холода в жарко натопленный кабинет прокурора Дадашлы, Гюндюз Керимбейли прежде всего невольно взглянул на весело потрескивающую печь. Конечно, это не осталось не замеченным прокурором Дадашлы, и он гордо вскричал:
— Да, хорошо горит, — а затем указал на молодого человека, сидевшего за длинным столом напротив инспектора уголовного розыска Джаббарова. — Эксперт ждет вас.
Гюндюз Керимбейли, снимая пальто, пожал руку молодому человеку. Тот представился:
— Судебно-медицинский эксперт Кязимов.
Следователь по особо важным делам решил не терять времени.
— Товарищ прокурор, если вам не трудно, покажите мне дело, открытое в связи с убийством Гемерлинского.
Прокурор Дадашлы протянул лежащую перед ним папку Гюндюзу.
— Вот, пожалуйста. Мы здесь тоже ворон в небе не считаем. Делом занимаемся.
Гюндюз Керимбейли слегка улыбнулся и, взяв папку, сел рядом с Кязимовым. Из папки он вынул заключение судебно-медицинской экспертизы:
— По вашему заключению, Гемерлинский был убит ножом, по форме своей напоминающим финку?
— Да, это так.
— Острая сторона ножа при ударе оказалась вверху?
— Так точно.
Гюндюз повернулся к прокурору Дадашлы:
— Нож вошел глубоко. Вы поэтому считаете, что убийца человек высокого роста?
Прокурор Дадашлы сказал:
— Конечно. Вряд ли Гемерлинский присел под дождем на улице, мол, не удобнее ли вам так будет — садануть меня ножом сверху вниз.
— Но дело как раз в том, что Гемерлинского вовсе не ударили ножом. Нож был брошен! — Поднявшись, Гюндюз Керимбейли вытащил из кармана лежащего на диване пальто большой охотничий нож. — Вот что я купил сегодня в вашем универмаге. Их там полно, — с ножом в руке он приблизился к судебно-медицинскому эксперту. — Примерно таким ножом и убили, не так ли? Видите? Одна сторона острая, другая — тупая.
Эксперт Кязимов в замешательстве оглядел охотничий нож.
— Да, — согласился он. — Убили именно таким ножом.
Следователь по особо важным делам посмотрел на растерявшегося вконец прокурора.
— Ни один убийца не наносит удар так, чтобы тупая сторона была обращена вниз. — Он взялся за рукоятку и поднял нож вверх. — Вот как его приходится держать... Иначе никак невозможно.
Ни слова не сказав, прокурор Дадашлы вытащил из папки фотографии и, будто впервые их увидев, по одной просмотрел. Затем поднялся, взял нож, протянутый ему следователем по особо важным делам,
