наложил резолюцию.
Прощались приятелями.
— Для вас дверь моего кабинета всегда открыта, — говорил Игорь Владимирович, — и, если появится еще какая-нибудь нужда, заходите. Мы же Центрутиль — у нас только птичьего молока нет.
Уже в коридоре Буробин с усмешкой спросил у коммерсанта:
— Леонид Павлович, а вы не находите, что Игорь Владимирович человек со странностями?
— Это почему?
— Мы к нему за металлом пришли, а он замучил меня посторонними вопросами.
Душечкин укоризненно покачал головой.
— Удивляюсь я, Николай Николаевич, совсем несведущий в коммерции вы человек. Игорь Владимирович ответственное лицо, и как он может, не узнав, кто вы, вступать с вами в сделку. А он, если уж говорить откровенно, человек весьма осторожный. До него на этом месте чекисты троих расстреляли, а он, видите, держится — да и как держится! А все почему? Да потому, что голова! Но ты мне, скажу откровенно, сегодня понравился, держался молодцом. Ну да ладно, это, батенька вы мой, пройденный этап, давайте-ка лучше подумаем, с чего начнем завтрашний день в ВСНХ. — И стал рассказывать, кого им предстоит еще одолеть...
На ВСНХ ушла целая неделя. Душечкин таскал Буробина по кабинетам, суетился, делал вид, что изо всех сил старается пробить заказ, но чекист чувствовал, что он специально тянет время. Кстати, все эти дни за Буробиным продолжали ходить тени. Стоило ему только расстаться с коммерсантом, как тут же появлялся соглядатай. Приходилось всячески изощряться, чтобы показать им, что он не только не видит, но даже и не подозревает об их существовании. Однако время шло, и Буробину надо было повидаться с Мартыновым, рассказать о своих злоключениях, посоветоваться... Он искал момент.
Однажды, после крупного разговора с Душечкиным о волоките с заказом, Буробин возвращался домой. Коммерсант успокоил его, пообещав, что все решится завтра, якобы после возвращения из командировки какого-то важного товарища. Чтобы не тратить времени на лишние переходы, встречу назначили после обеда прямо в вестибюле ВСНХ.
Буробин шел по Никольской и думал, как бы уйти от назойливого хвоста. Где-то далеко за спиной послышалось цоканье копыт. Вот и выход. Буробин захромал, сделав вид, что споткнулся о крышку колодца водостока... Едва с ним поравнялась единственная на всей улице пролетка, сел в нее. Преследователь беспомощно заметался.
Ехать на Лубянку было рискованно. Поэтому по пути Буробин забежал на служебную квартиру, позвонил по телефону. И был рад, что застал Мартынова у себя. Начал торопливо рассказывать, почему до сих пор не зашел к нему. Хотел перечислить фамилии всех тех, с кем его познакомил Душечкин, но начальник остановил:
— Работай спокойно, потолкуем при встрече...
Когда приехал в Спасоболвановский переулок, преследователя не было. Он появился спустя несколько минут. Все получилось, как хотелось...
В ВСНХ Буробин опоздал. Дядя, готовясь к зиме, ремонтировал, утеплял окна, перестилал пол. Буробин ему помогал и был рад, что эта помощь заняла у него весь вечер и потом все сегодняшнее дообеденное время.
Душечкин нервным шагом расхаживал по вестибюлю здания ВСНХ.
— Наконец-то, — укоризненно сказал он. — Да где это вы пропадали?
— Ремонтом занимался, — виновато ответил Буробин, а про себя подумал: «И чего спрашивает, соглядатаи все равно доложат».
В гардеробе разделись. Буробина поразил праздничный вид Душечкина. На нем был новый серый в большую клетку костюм, кипенно-белая рубашка с крепко накрахмаленным воротничком, яркий модный галстук, новые коричневые полуботинки.
— Что это вы сегодня вырядились?
— Узнаете, — заговорщически ответил коммерсант.
Они остановились у двери с табличкой: «Заместитель начальника отдела по распределению заказов Ракитин Иван Федорович».
Душечкин перевел дух, торопливо осмотрел Буробина, стряхнул с гимнастерки какую-то пылинку, дал свою расческу.
— Возьмите, причешитесь получше, — и постучался.
В углу небольшой приемной за столом сидела пожилая женщина с бледным худым лицом и полировала ногти.
— Это со мной товарищ, Анна Петровна, — деловито сказал Душечкин и, пропустив Буробина вперед, прошел в кабинет.
За большим столом, заваленным бумагами, сидел пожилой мужчина. Волосы у него были всклокоченные, и весь он был какой-то неприбранный.
— Иван Федорович, здравствуйте! — Душечкин замер в ожидании и, когда Ракитин, не глядя на него, протянул руку, заискивающе и легонько пожал ее. — А это Николай Николаевич, — Душечкин сделал шаг в сторону, давая возможность Буробину подойти к столу, — начальник административно-хозяйственного отдела Смоленской железной дороги.
— Очень приятно, — Ракитин блеснул очками в роговой оправе, — рад приветствовать коллегу в своем кабинете. Присаживайтесь. Вы уж извините, но я сейчас просмотрю горящую бумагу и тогда займусь вами.
Душечкин торопливо сел, показал Буробину, чтобы он сделал то же самое.
Иван Федорович прочитал очередной лист, расписался на нем, вызвал секретаря и молча отдал ей большую кипу бумаг... Когда секретарь ушла, он снял очки и, подслеповато щурясь, стал молча рассматривать Буробина. В его взгляде проглядывались одновременно и кошачья настороженность, и детское любопытство, и сдержанность много повидавшего человека.
— Я вас слушаю, товарищи, — сказал он. Голос у него был низкий и очень приятный.
Душечкин стал рассказывать о причине визита. Ракитин его не слушал. Он продолжал рассматривать Буробина.
— Так, так, — наконец сказал он с сожалением, — обеднела ваша дорога... Подумать только — нет даже несчастных топоров и пил.
— Что поделаешь, — вздохнул Буробин.
На лице Ракитина выступила улыбка, и взгляд от этого сделался совсем липким.
— Допустим, мы сейчас как-то решим вашу проблему, а что потом? Вагонный парк у вас в негодном состоянии, локомотивы уже давно отработали свое.
Буробин, посчитав вопрос провокационным, промолчал.
— Не завидую я вашему креслу, — продолжал Ракитин.
— А вы думаете, я им доволен? Но работать где-то надо, — сказал Буробин, — а тут как-никак начальник административно-хозяйственного отдела. Звучит?
Ракитин, подслеповато глядя на чекиста, молча протер очки, надел их снова.
— Да не глядите на меня с упреком, я и отказаться от этой должности могу.
— А вот это мне уже не нравится, — в голосе Ракитина послышались недовольные нотки. — Революционер и называется революционером потому, что он непохож на других людей, он рожден для того, чтобы бороться с трудностями, преобразовывать жизнь. А вас я, Николай Николаевич, считаю революционером. И уж коль вам доверили такой пост, постарайтесь оправдать надежды, В конце концов, люди придут на помощь, в частности, и мы не останемся в стороне, да, собственно, в этом и есть одна из задач ВСНХ — оказывать помощь предприятиям и учреждениям. — Он подумал и попросил показать письмо.
Душечкин с проворством лакея достал свой бумажник.
Ракитин повертел в руках письмо, внимательно прочитал все резолюции на нем и молча вышел.
— Наш благодетель... — с почтением произнес Душечкин, глядя на закрывшуюся дверь.
