исторический шаг в деле освобождения себя от назойливой опеки колониальной политики Европы исключительно благодаря русской революции во главе с Лениным. Но освобождена ли трудящаяся масса каждой из этих стран от политики своих угнетателей?
Вот вопрос, который должен интересовать оставшихся учеников Ленина. Мы отвечаем на этот вопрос: нет, потому что вся глубина души этого величайшего в мире человека не известна еще этой массе.
Это должны делать мы, коммунисты, если в нас горит хоть частица того огня, который так пламенно горел в нашем величайшем учителе и который толкал его совершить величайший подвиг в мире — окончательно освободить все человечество от рабства.[213]
С.Саид-Галиев
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ 'ТАТРЕСПУБЛИКА и т. ЛЕНИН'
Воктябре 1919 г., накануне открытия 2-го Всероссийского съезда коммунистических организаций народов Востока, Центральным Комитетом партии было созвано предварительное совещание под председательством т. Ленина из группы делегатов открывавшегося съезда.
Выслушав мнение этой группы делегатов о предстоящей работе съезда, и в частности по вопросу об автономной республике татар и башкир (оставшихся за пределами границ Малой Башкирии[214]), т. Ленин дал руководящие указания и сообщил мнение Центрального Комитета партии, высказав мысль в защиту необходимости практического осуществления этого вопроса в зависимости от желания и единодушия самих выразителей мнения трудящихся их народностей. На открытии съезда выступали тт. Ленин, Сталин и Калинин[215]. Их устами Коммунистическая партия и Советская власть выразили готовность оказать всемерную братскую поддержку в выполнении задач, стоявших перед съездом бывших ранее в угнетении народностей. Но среди самих участников съезда, в частности между башкирами и татарами, выявились немаловажные разногласия, которые примерно сводились к следующему: различно было принципиальное отношение к образованию автономной республики вообще, к созданию республики татар вместе с частью башкир, не вошедших в Малую Башкирию, или только республики татар, не решая вопроса о башкирах, в связи с чем и к названию республики: 'Татаро-Башкирская' или 'Татарская'.
Принятое незначительным большинством голосов решение о необходимости проведения в жизнь 'Положения от 22-го марта 1918 г.', не касаясь уже существующей автономной Малой Башкирии, практического успеха не имело. Разногласия были перенесены в Центральный Комитет партии, который созвал второе совещание группы делегатов съезда с участием членов ЦК, под председательством т. Ленина. Сущность разногласий была обстоятельно изложена. Ораторы-националы, горячо выступавшие в прениях, в большинстве случаев не укладывались в рамки регламента. Тов. Ленин, бросая отдельные реплики в защиту меньшинства съезда, вел совещание применительно к 'особенностям' и 'темпераменту' восточных людей. Выполняя формальную сторону своей обязанности председателя, Владимир Ильич напоминал оратору об истечении его времени, показывая на циферблат своих часов; в действительности же, увеличивая время оратора, он давал возможность каждому высказываться до исчерпывающей полноты и ясности в защиту своей позиции. В результате обмена мнениями ЦК принял предложение товарища Сталина: отменить положение от 22-го марта 1918 года.
Закрывая совещание, Владимир Ильич поблагодарил его участников за всестороннее освещение всех спорных вопросов и сказал, что Центральный Комитет партии поставит эти вопросы у себя на обсуждении и выявит к ним свое отношение. Когда Владимир Ильич, прощаясь с нами, уходил из залы заседания, у меня осталось такое впечатление, как будто бы он своим взглядом сказал нам: 'Ну, товарищи, изрядно поспорили, вопрос выяснили, давайте же приступим теперь к практической работе'.
Следующая более близкая встреча с Владимиром Ильичем состоялась 22-го марта 1920 г. В этот день утром т. Бричкина (секретарь Совнаркома) позвонила мне по телефону, что т. Ленин примет нашу делегацию сегодня ровно в 10 часов 30 минут вечера. Делегация наша состояла из 3-х человек: 1) член президиума Центрального бюро коммунистической организации народов Востока при ЦК РКП (б) и редактор его центрального органа — газеты 'Эще' т. Бурган Мансуров, который впоследствии был избран первым председателем Татцика; 2) тов. председателя Центрального бюро коммунистической организации народов Востока М. Султан-Галиев, который впоследствии повернул направление своей деятельности против Коммунистической партии и вопреки интересам Октябрьской революции, и 3) автор этих воспоминаний С. Саид-Галиев, бывший тогда председателем Центрального бюро коммунистической организации народов Востока.
Предварительно распределив между собою темы вопроса, около 10 часов вечера мы двинулись в путь.
Точно в условленное время мы открыли дверь рабочего кабинета Владимира Ильича; он стоял посредине комнаты, несколько ближе к двери. Приветливо встретив нас, Ильич пожал всем руки и предложил сесть. Сам он сел к нам близко, замыкая собой наш маленький круг. Беседа завязалась легко и просто, совсем иначе, как я это себе представлял еще несколько минут тому назад.
После обмена-несколькими словами выражение лица Ильича стало глубоко сосредоточенным, как бы давая этим знать, что он 'весь готов' выслушать нас. В соответствии с предварительным распределением каждый из нас изложил в сжатой форме свою тему: т. Б. Мансуров говорил о состоянии печатного дела в Казани и о национальной литературе татар; М. Султан-Галиев — о границах будущей Татреспублики; я кратко изложил политическую историю вопроса. Владимир Ильич своими ясными, наводящими вопросами каждому из нас облегчал выполнение задач. Временами самый простой вопрос Ильича ставил нас в тупик, разоблачая всю глубину нашего заблуждения. Сам же он в это время смотрел на нас с улыбкой в столь известных своих прищуренных глазах. Касаясь вопроса о башкирах, которые остались за пределами Малой Башкирии и, по нашему мнению, должны были войти в Татреспублику, мы храбро старались 'убедить' Ильича в том, что между татарами и башкирами в сущности разницы почти нет. На это Ильич примерно в таком смысле ставил нам ряд вопросов:
— А есть разница в языках или наречии татар и башкир?
— Есть, но совсем незначительная, и то только среди крестьян, — следовал наш ответ.
Затем мы указывали на то, что вражда татар ограничивается лишь узким кругом шовинистически настроенной башкирской интеллигенции.
Тогда Ильич задал нам примерно такой вопрос:
— Ну, а кто же так недавно выгонял с побоями из башкирских деревень татарских учителей и даже мулл, как колонизаторский элемент, башкирская интеллигенция или сами крестьяне?
— Конечно, — отвечали мы, — делали это крестьяне, но это было результатом агитации башкирской интеллигенции.
— А кто сформировал полки и бригады из башкирских крестьян и сумел их повести в бой против кого угодно?
— Тоже башкирская интеллигенция, — тихо промолвили мы упавшим голосом.
На несколько секунд беседа прервалась. Мы молчали, ибо дальше некуда было ехать. Ильич нас поставил, что называется, прямо лицом в угол. Этими тремя простыми вопросами Ильич дал нам великолепный урок в том, как одна из только что освободившихся национальностей, сравнительно более сильная, не должна брать на себя роль благодетеля по отношению к менее сильной народности, а тем более действовать вопреки ее желаниям.
В дальнейшем беседа была сосредоточена лишь на вопросе о татарах и Татарской республике, подразумевая ее осуществление без тех башкир, о судьбе которых мы так усиленно 'заботились'. Ильич задавал целый ряд вопросов, касающихся жизни и быта татар: — Каково положение татарских крестьян и какие у них взаимоотношения с русскими крестьянами, как велико число рабочих татар, занятых в городской промышленности, какие взгляды господствуют среди татарской интеллигенции, в какой мере сможет Татреспублика оказать культурно-просветительное влияние на татар, оставшихся по своей распыленности вне границ Татреспублики, и т. д.
Мы отвечали на них попеременно и дополняя друг друга. В конечном итоге мы высказали Ильичу все,
