результате слияния всех сторон своего литературного таланта и жизненного опыта достигает, на мой взгляд, огромной творческой победы. Этой его книге, уже обошедшей весь мир в переводах на многие языки, безусловно, обеспечена прочная долговечность.
За нынешней бесповоротной чертой, оглядывая весь большой и сложный путь писателя, мы видим, что он всегда находился на переднем крае, на самых горячих рубежах современности, не искал в искусстве тихой и спокойной жизни и мужественно сносил нередко необдуманные и несправедливые упреки и попреки критики.
У Эренбурга был и есть его большой читатель, никогда не остававшийся равнодушным к слову писателя. Читательская почта Ильи Григорьевича, если судить хотя бы только по письмам, адресованным на редакцию 'Нового мира', огромна и разнообразна. В ней — выражения признательности, вопросы к писателю, пожелания и критические замечания — тот неподкупный и органический контакт пишущего с теми, для кого он пишет, без которого немыслима литература как могучее общественное явление.
На невнимание профессиональной критики Эренбург также не мог бы пожаловаться; всю жизнь она его журила, поучала и распекала, но и восхищалась им и даже превозносила по обстоятельствам — что угодно, только замолчать его было бы невозможно.
И все же сегодня, когда голос его умолк, значение и место Ильи Эренбурга в литературе мы видим в новом, возросшем объеме и заново оцениваем всю литературную жизнь нашего выдающегося собрата по перу. И дело не в том, чтобы пенять на себя за то, что, может быть, не в полную меру оценили его присутствие в наших рядах.
Недаром говорят, что на этом свете лучше недополучить, чем переполучить. Применительно к литературным судьбам недополучение при жизни не только обычное дело, но оно и не в ущерб для писателя, значение которого не ограничивается его физическим наличием на земле. Рано или поздно все размещается по своим полкам.
1967
Алексей Сурков
Писатель, человек, гражданин
Судьба Эренбурга свыше полустолетия была неразрывно связана с русской литературой и журналистикой. Сложная, трудная, во многом противоречивая судьба.
С юных лет до последних дней своей жизни Эренбург был сыном своего времени, своей эпохи, насыщенной огромными историческими событиями. Сыном активным, заинтересованным, всегда стремившимся вмешаться в события. Так было в годы первой мировой войны, которая застала его на чужбине. Так было в годы нашей великой революции, которую он не сразу понял и не сразу принял, но которая составила содержание целого полустолетия в его жизни литератора и гражданина.
Перечитывая произведения Эренбурга от его первых стихотворных сборников до послевоенных романов и обширного мемуарного труда 'Люди, годы, жизнь', прослеживая этапы его человеческой и литературной биографии, видишь, каким трудным путем шел Эренбург по жизни, последовательно продираясь сквозь самого себя, и как наша новая советская действительность помогала и помогла ему обрести свое место в передних рядах разведчиков и строителей нового мира.
Его поездки по стране, взбудораженной великими коллизиями индустриализации и коллективизации, поездки, результатом которых явились книги 'День второй' и 'Не переводя дыхания', предопределили и его место писателя и человека в рядах защитников Испанской республики, и его место и роль в нашей всенародной борьбе против гитлеровских захватчиков в годы Великой Отечественной войны.
Романы Эренбурга, начиная с 'Падения Парижа', как в зеркале отразили его духовную эволюцию в тридцатые и сороковые годы. Достаточно сравнить стихи первых юношеских книг Эренбурга с его стихами, написанными в годы гражданской войны в Испании и в сороковые и пятидесятые годы, чтобы ясно представить себе огромную духовную эволюцию писателя за полустолетие, прожитое им в литературе.
Неоспоримы — при всем их своеобразии, оттенках влияний и постоянных вторжений публицистики — достоинства художественных произведений Эренбурга, его романов, повестей, стихов. Они займут свое место в истории нашей литературы первого советского полустолетия.
Особой, выделяющейся из всего потока отечественной и мировой журналистики и публицистики была и останется работа Эренбурга — очеркиста, публициста, автора страстных, наполненных самыми жгучими гражданскими чувствами памфлетов, посвященных борьбе с мрачными силами фашистского зла и изуверства, его пламенная публицистика лет Великой Отечественной войны, его послевоенная публицистика, посвященная неустанной борьбе за мир, против ставшей реальной в первые же послевоенные годы угрозы новой мировой войны.
Мне посчастливилось на протяжении трех военных лет работать рядом с Эренбургом в дружном, спаянном общим патриотическим порывом коллективе работников центральной военной газеты 'Красная звезда'. Этот коллектив включал в себя и Симонова, и Павленко, и писавшего из блокадного Ленинграда Тихонова, и Габриловича, и целую плеяду талантливых военных журналистов. Эренбург был среди нас самый старший по возрасту, литературному и жизненному опыту. Ему уже тогда перевалило за пятьдесят. Но никто из нас, работавших беззаветно и самозабвенно, кроме разве молодого Симонова, не мог сравниться по неиссякаемой энергии с этим старым 'газетным волком'. Его гневные, зовущие к отмщению, борьбе и победе памфлеты появлялись на страницах газеты чаще, чем материалы Других сотрудников, и сразу же находили горячий отклик в сердцах защитников Родины и в окопах фронта, и в голодном, самоотверженно работающем на оборону и победу трудовом тылу.
Имя Ильи Эренбурга было одним из самых популярных писательских имен в те трудные годы. Недаром это имя вызывало оголтелый вой на пропагандистской псарне Геббельса.
После разгрома гитлеровского фашизма новые претенденты на мировое господство навязали человечеству 'холодную войну' — с атомным шантажом, с кровавыми «локальными» войнами. И Эренбург, память которого хранила горькие воспоминания с полей первой Мировой войны, с Испании, воспоминания о только что закончившейся второй мировой войне, не мог не оказаться среди тех представителей интеллигенции всей земли, которые влились в ряды всемирного движения сторонников мира.
В День Победы, девятого мая 1945 года, на забитой до отказа ликующими толпами москвичей и приезжих фронтовиков Красной площади я случайно встретил в шумном многолюдье Илью Григорьевича. Его узнали. Стали качать. Пожимая ему руку и поздравляя с победой, я сказал словами церковного песнопения: 'Ныне отпущаеши раба твоего, владыко, по глаголу твоему с миром'. Илья Григорьевич улыбнулся и сказал:
— Хотел бы я в это поверить и боюсь. Вот увидите, не отпустит нас с вами «владыка». Одно кончилось, а другое может начаться.
Эренбург оказался прав. Не отпустил нас «владыка» по глаголу своему с миром. Не успели умолкнуть голоса пушек на западе и на востоке, как взрыв атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки оповестил человечество о начале изнурительной 'холодной войны', время от времени перехлестывающей в «горячую» в разных уголках нашей неумиротворенной планеты.
Вместе с Фредериком Жолио-Кюри, Джоном Берналом, Диего Риверой, Пабло Нерудой, Александром Фадеевым, Николаем Тихоновым, Хьюлеттом Джонсоном и тысячами других бесстрашных солдат мира Илья Эренбург участвовал в конгрессах, митингах, политических кампаниях, мобилизующих совесть человечества против угрозы новой войны.
Он колесил по всем материкам земли, страстными речами и выступлениями в печати призывая людей к борьбе за мир, за мирное будущее планеты.
Среди имен зачинателей всемирного движения сторонников мира, таких, как Фредерик Жолио-Кюри, Джон Бернал, Артур Лундквист, Китчлу и Сахиб Синг Сокхей, было естественно встретить имя Ильи Эренбурга вместе с Александром Фадеевым, Николаем Тихоновым и другими деятелями культуры.
Широкая популярность его имени в мире открывала перед ним возможность установления контактов с самыми разными кругами политических деятелей, ученых, писателей, художников. Трудно найти на глобусе политически важную точку, будь то Париж, Лондон, Вена, Берлин, Стокгольм, Нью-Йорк, другие города
