Юрий Набиев
Россия и курды
В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ курды являются по численности четвертым или даже третьим этносом на Ближнем Востоке. Общее их число, по приблизительным подсчетам, достигает 40 миллионов (точной статистики не существует, прежде всего неясна реальная численность курдов в государстве, где живет основная их масса – в Турции). Территория этнического расселения курдов, Курдистан, достигает по площади 500 тыс. квадратных километров, там сосредоточены кроме значительного количества других природных богатств богатейшие запасы нефти, а также берут истоки все основные реки, питающие Ближний Восток, что в условиях обостряющейся нехватки воды играет для региона не меньшую роль, чем нефть. Кроме того, Курдистан находится на перекрестке путей из Европы в быстро развивающиеся страны Юго- Восточной Азии и к Персидскому заливу.
Как известно, курды – самый многочисленный этнос в мире, не имеющий собственной государственности.
В настоящее время территория Курдистана разделена между Ираком, Ираном, Турцией и Сирией. Политических, этнических, даже культурных прав за курдами эти страны не признавали (если вынести за скобки постсаддамовский Ирак, о чем ниже). Это, в свою очередь, тормозило процесс национальной консолидации и роста национального самосознания среди курдов, а с другой стороны, придавало этому процессу подчас экстремистские черты. На это накладывались также проблемы социально-экономического характера, так как соответствующие государства стремились как можно менее развивать этнически «чужие» территории. Тем не менее в курдской среде на протяжении всего ХХ века продолжался процесс формирования и подъема национального самосознания, принявший особенно бурный характер в последние годы.
Отвлекаясь от оценок морального, правового и подобных планов, мы сформулируем положения, которые считаем аксиоматическими и исходя из которых строим дальнейший обзор:
• курдский вопрос существует;
• курдский вопрос носит объективный характер, не зависящий от воли и намерений каких-либо групп или отдельных личностей;
• процессы в Курдистане и вокруг него развиваются исходя из определенной внутренней логики и собственных законов;
• эти процессы затрагивают все политические субъекты, как-либо связанные с Ближним Востоком; из них наибольший выигрыш получает тот, кто сможет наиболее адекватно отреагировать на вызов курдского вопроса.
Следовательно, с точки зрения интересов России задача состоит в том, чтобы найти правильную стратегию в сложившейся обстановке и заставить эти процессы работать «на себя».
Как известно, в 1990-х годах в геополитическом раскладе на Ближнем Востоке произошли кардинальные изменения. Россия сохранила лишь остатки от тех сильных позиций, которые имел Советский Союз (и то исключительно в экономической области); преобладание США стало абсолютным; сильнейшее в военном отношении государство региона – Ирак – было разгромлено, разоружено и обложено санкциями, тогда как на севере этого государства под защитой США и Великобритании появился фактически независимый курдский анклав – так называемый свободный Курдистан.
Как реагировала на эти изменения российская элита? Разумеется, реакция была чрезвычайно болезненной. Однако новой стратегии поведения в изменившихся условиях так и не было предложено. Попытки сформулировать какие-то принципы в ближневосточной политике не увенчались успехом. То, что было придумано, оказывалось чисто инерционным, исходило из старых, советского периода представлений и комплексов: о России как о сверхдержаве, призванной во всем и везде соперничать с США, и об арабских режимах как о естественных союзниках России в этом соперничестве. Новомодные ссылки на «экономические интересы» при ближайшем рассмотрении оказывались опять-таки отражением стремления ВПК и нефтяного комплекса сохранить старые связи со старыми режимами. Взятая в целом эта линия скорее являлась отражением ностальгии по «золотым семидесятым», чем политикой, устремленной в будущее.
Неудивительно поэтому, что типовой реакцией на всякое политическое изменение на Ближнем Востоке являлись жалобы на нарушение «стабильности» и призывы к сохранению оной. Естественно, что курдам при таком подходе места вообще не оставалось. Со своей точки зрения, весьма логично, что российская дипломатия не признавала «зоны безопасности» в Курдистане и требовала ее отмены. Фактически это требование обрекало 3,5 миллиона жителей на геноцид, а регион – на гуманитарную катастрофу, аналогичную той, что произошла весной – летом 1991 года. Это, строго говоря, не было ни в чьих интересах, в том числе и не в интересах России. Но специалисты и эксперты по Ближнему Востоку были слишком зачарованы мечтой о восстановлении status quo времен их молодости, который они отождествляли, с одной стороны, со «стабильностью», а с другой – с интересами России.
Разумеется, что одним из ключевых требований «стабильности» казалось им восстановление режима Саддама Хусейна в его прежней силе. Выражаясь образно, они надеялись задвинуть зубную пасту обратно в тюбик. Здесь следует особо отметить также и факт чрезвычайной коррумпированности российской политики. Выплывшие на свет документы могут детально показать, сколько, кому и за что было «дано» Саддамом; но, в сущности, это непринципиально и малоинтересно, так как изначально, априори было очевидным: Саддам денег не жалел, и все, кто имел с ним дело, получали хороший «навар». Все это имело бы чисто уголовный интерес, если бы не тот факт, что люди, таким образом «повязанные» со свергнутым режимом, в настоящее время остаются на своих постах, продолжают определять политику и, следовательно, силой вещей должны доказывать urbi et orbi правильность и принципиальность своей прежней позиции. Разумеется, что от них менее всего можно ожидать каких-то попыток пересмотра прежних установок. Весьма возможно, что с этим соединяется также надежда на возвращение «золотых времен» благодаря новому приходу к власти в Багдаде арабских националистов (который, в их представлении, неизбежно последует за уходом США). В данном случае опять-таки проявляется неадекватность этой «политической школы», не понимающей, что времена классического, социалистически ориентированного арабского национализма давно прошли и что в случае ухода США в Ираке возобладают силы, несущие угрозу прежде всего России.
В конце 1990-х годов в Москве появились представители иракских курдов – сначала Патриотического союза Курдистана, затем Демократической партии Курдистана. Однако российские власти не проявляли особого интереса к контактам с ними, а в ходе самих переговоров чиновники ограничивались советами «сидеть тихо и не проявлять активности», чтобы опять-таки не нарушать «стабильность». Разумеется, «стабильность», то есть status quo 1970-х годов, в любом случае не могла существовать до бесконечности и тем или иным образом должна была быть нарушена.
Известно, каким именно конкретным образом она была нарушена в 2003 году. В ходе событий, связанных с непосредственной подготовкой и осуществлением американской операции против Ирака, российский МИД, к сожалению, вновь ярко проявил вышеупомянутые недостатки: неспособность реально оценить ситуацию и играть на опережение, неспособность воспринять новые реалии и считаться с ними. Лишь тогда, когда и победа американцев, и прочное положение курдов в новом Ираке стали несомненным фактом, в Москве стал проявляться интерес к иракскому Курдистану. К сожалению, при этом до сих пор не произошло некоего концептуального прорыва, то есть не была сформулирована и определена новая политика по отношению к курдскому вопросу вообще и иракскому Курдистану в частности.
Иные московские чиновники, по-видимому, до сих пор уверены, что курдские представители должны быть счастливы от одного того, что их приглашают в высокие кабинеты. Между тем за политические и экономические позиции в иракском Курдистане России следует бороться, и борьба эта отнюдь не обещает быть легкой. В активе у России – наличие в Курдистане большого количества людей, обучавшихся в СССР и так или иначе связанных с Россией; производств, построенных советскими специалистами, и так далее. В пассиве – груз политики последних десятилетий, которая воспринималась как однозначно антикурдская. Этот последний факт смотрится особенно проигрышно для России при сопоставлении с политикой стран Запада.
