содержались в оперативных донесениях осведомителей НКВД из ленинградского балета. Балерины из числа любовниц Кирова, считавшие Драуле своей соперницей и не проявившие достаточной сдержанности в своих высказываниях на этот счет, были посажены в лагеря за «клевету и антисоветскую агитацию»».
Что ж, можно допустить и эту версию, но все-таки правдоподобной выглядит личная месть Николаева за свое тяжелое положение с момента увольнения из Института истории партии. Человеком он был крайне самолюбивым, эмоциональным, честолюбивым, надменным, мстительным, злобным, замкнутым и нервным. Именно таким его рисуют очевидцы.
Николаева отовсюду выбрасывали, и что же этому неуравновешенному, физически неполноценному, обиженному жизнью человеку оставалось делать? Только мстить! Кстати сказать, 2 декабря при загадочных обстоятельствах погиб охранник Кирова. Его везли к Сталину, который лично сам вел опрос всех работников Смольного. Тогда же прошла информация, что когда его везли из Большого дома, то при повороте Борисов выпал из открытой грузовой машины и разбился насмерть.
Думаю, теперь не особенно важно: убили Борисова или он выпрыгнул сам, испугавшись ответственности. Но если даже и убили, то только для того, чтобы не всплыли факты безобразного отношения к охране первого лица г. Ленинграда. Борисову было уже около 50. И все знавшие его удивлялись, как такой сугубо штатский, пожилой человек приставлен к охране С.М. Кирова.
И еще, Михаила Васильевича Рослякова, который присутствовал в момент убийства Кирова в Смольном, так никто и не допросил ни разу. С 4 декабря меняется руководство Лениградского управления НКВД, меняются следователи, и с 4 по 8 декабря Николаев признает свое знакомство с рядом известных оппозиционеров. В результате из 14 человек, привлеченных по делу «Ленинградского центра», только трое на предварительном следствии на допросе признали свою причастность к убийству Кирова. Девять обвиняемых признали лишь свою принадлежность в прошлом к оппозиции, а один ни в чем себя виновным не признал.
Тем не менее 29 декабря в 6 часов 40 минут суд огласил приговор.
14 человек вместе с Николаевым были приговорены к расстрелу.
В своей замечательной книге-расследовании Алла Кирилина впервые приводит уникальный документ, подписанный начальником Ленинградского управления НКВД Л. Заковским и начальником СПО Ленинградского управления НКВД Лупекиным: «С 1-го декабря [1934] по 15 февраля 1935 г. всего было арестовано по контрреволюционному троцкистско-зиновьевскому подполью — 843 человека.
Эта цифра слагается из репрессированных:
1. По делу «Ленинградского центра».
2. По делу «Московского центра».
3. Членов зиновьевской контрреволюционной организации, связанной с обоими центрами.
4. Участников зиновьевско-троцкистского подполья, арестованных до 3 февраля 1935 г.
5. Зиновьевцев и троцкистов, арестованных по трем последним операциям в количестве 664 человека».
(Операции по арестам 664 человек проводились в течение трех дней — 3, 10 и 15 февраля.)
Через десять дней после убийства Кирова областное управление НКВД уже составило списки тех, кто подлежал высылке из Ленинграда. Не внушающих политического доверия набралось около одиннадцати тысяч человек.
На следующий день после суда над Николаевым Сталин разослал всем членам Политбюро письмо ко всем партийным организациям: «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова».
А через два дня после убийства газеты сообщили о постановлении Президиума ЦИК: дела обвиняемых в терроризме вести в ускоренном и упрощенном порядке, прошения о помиловании по таким делам не принимать, приговоренных к высшей мере наказания сразу же казнить.
Все шло к большому террору.
15 июля 1936 г. в приказе НКВД СССР № 00240 о повышении чекистской бдительности Г. Ягода указывал:
«Уроки, вытекающие из убийства товарища Кирова, обязывали все органы НКВД, всех работников НКВД коренным образом перестроить методы своей работы в соответствии с усложнившейся обстановкой борьбы, повысить дисциплину в работе и, прежде всего, решительно покончить и до конца выкорчевать оппортунистическое благодушие и ротозейство».
«Решение задач, поставленных перед Главным управлением государственной безопасности в новых условиях утонченнейшей и ожесточеннейшей борьбы остатков разгромленных классов, подонков троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации и белогвардейщины, требовало от руководителей органов НКВД коренной перестройки агентурной и следственной работы, приведения в порядок агентурно-осведомительной сети, личного оперативного, конкретного и повседневного руководства ею. Именно эти задачи и были поставлены в моем закрытом письме № 001 от 26 января 1935 г….
Однако как показала проверка ряда местных органов НКВД, некоторые руководящие работники органов НКВД не извлекли для себя всех уроков из убийства товарища Кирова, не положили в основу своей работы мои практические указания, изложенные в закрытом письме и последующих приказах, и тем самым не обеспечили выполнения требований, поставленных партией и правительством перед органами НКВД об охране государственной безопасности.
Некоторые руководители органов НКВД больше заняты представительством, чем чекистской работой, привыкли только распоряжаться и командовать, не способны сами практически работать; не учат, да и не могут учить, подчиненных им работников.
Это уже не чекисты, а зазнавшиеся вельможи, негодные для работы на боевом посту чекиста- руководителя.
Некоторые из этих вельмож пытаются собственную бездеятельность и лень прикрыть рассуждениями о том, что аппарат ЧК слишком много работает. Что надо культурнее работать, сохранять силы аппарата и т. п. Слов нет, что в нашу работу надо внести более культуры, организованности и целеустремленности в борьбе с врагами. Но когда вся «культура» у этих «горечекистов» сводится к тому, что подчиненные им люди работают как в кооперативе от и до определенных часов, когда эта «культура» приводит к потере остроты в борьбе с врагом, ничего кроме вреда для дела это дать не может.
Такой «культуры» нам, чекистам, не нужно.
Вследствие оппортунистического благодушия, самоуспокоенности, забвения старых чекистских традиций и бездеятельности, — эти работники оказались не в состоянии распознать и разоблачить новые методы борьбы врагов против партии и советского государства и оказались неспособными обеспечить государственную безопасность».
Но как ни старался Ягода, он и сам не успел перестроиться.
25 сентября 1936 г. Сталин отправил из Сочи телеграмму членам политбюро. Под его подписью стояла подпись члена оргбюро ЦК, кандидата в члены политбюро А.А. Жданова:
«Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на четыре года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей наркомвнудела». И уже 26 сентября, т. е. на следующий день, Генеральный комиссар ГБ Г.Г. Ягода был освобожден от должности наркома ВД СССР и назначен наркомом связи СССР.
К власти пришел кровавый карлик, которого Сталин до поры до времени называл Ежевичкой. Николай Иванович Ежов, окончивший один класс начального училища, в докладной к вождю писал: «В НКВД вскрылось так много недостатков, которые, по-моему, терпеть дальше никак нельзя. В среде руководящей верхушки чекистов все больше и больше зреют настроения самодовольства, успокоенности и бахвальства. Вместо того чтобы сделать выводы из троцкистского дела и покритиковать свои собственные недостатки, исправить их, люди мечтают теперь только об орденах за раскрытое дело».
Подводя итоги, новый нарком предлагал: «Стрелять придется довольно внушительное количество.
Всего в аппарате государственной безопасности числилось 25 тысяч сотрудников, и Ежов почистил из
