коттеджи, прямоугольные двери и протертые ковры на полах. А также столы, стулья, ложки, телефоны, штаны и юбки. И книги. Без книг нам никак, факт. Пусть останутся утилизаторы, радиофоны и стереовизорм — этих удобств вполне хватит. И, пожалуй, ароматический бензин… Что еще нужно для долгой счастливой жизни? Добавим кабинки нуль-Т и сказочные летательные аппараты. Феерическая картина: на площадь Красной Звезды садятся не грязные вертолеты, а чистенькие бесшумные флаеры, птерокары и глайдеры. Памятники Строгову — по всей Земле. В Мировом Совете вымерли все юристы и экономисты, их кресла заняли врачи и учителя. С простыми распространенными фамилиями — вроде Иванова или Сидорова. К счастью, не будет в Мировом Совете и гениальных стратегов с именем Эмми. И пусть человек распространяет свой простой и понятный быт в Космос, чтобы Космос был таким же простым и понятным, очень человеческим, а вовсе не таким, каков он на самом деле… Остановись, мгновение, ты прекрасно. Ничего больше не нужно. Мы отлично обойдемся без электронных блокнотов, клишеграфов, пневмотележек, летучих абсорбентов и гелиочувствительных чернил. Долой словесный мусор! И уж, конечно, никаких вам «зонтиков» или Z-локаторов — замри, прогресс на потребу спецслужбам! Вернемся в прошлое. Никаких вакуум-арбалетов, плазменных сгущателей и прочих спецчудес. Из оружия — только скорчеры. Или скорчеры — тоже лишнее?
И вообще, может быть, я не прав в главном, подумал я, осторожно спускаясь со сцены. Ступеньки были устрашающе круты. Буду ли в этом мире я? В мире, который виден так ясно и отчетливо, — найдется ли мне место?.. Почему бы нет. Герой Иван трижды крутанулся, да и стал каким-нибудь Ивановским. Впрочем, это нескромно. Ростиславским? Гм. Ладно, фамилия не так уж важна, важнее имя… Ив АН. Дим Дим. Биг Баг… Так что я прав! Пусть я буду прав, решил я — и споткнулся, все-таки споткнулся. Люди склонились надо мной. Как я радовался, заглянув в их лица, — в счастливые лица одураченных людей. Как я смеялся, когда… когда проснулся! И неожиданно я подумал, просыпаясь: Душу не поставишь на щербатую лесенку эволюции — по той простой причине, что Она, Душа, все-таки существует…
Я очнулся.
Вскочить, подумал я, открыть жалюзи и подставить свету лицо; почему-то эта идея сильно меня рассмешила. За окном по-прежнему была ночь. Настроение бурлило, выплескиваясь через край, и кружили сумасбродные мысли: вроде той, что к чужой спальне полагается ласковая, все понимающая хозяйка. Я вспомнил давешнюю старушку и расхохотался в голос. Потом взглянул на часы. Поспать удалось всего несколько минут, не поспать даже — отключиться, упав спиной в кресло. Я взглянул на свои руки. В руках у меня и вправду были…
Нет, никаких «Букв» там, разумеется, не было! А были два каменных обломка, изъятые мной из сейфа; один на вид — просто кусок горной породы, второй — похож на черный обсидиан, осколок вулканического стекла. Если кому-то было угодно называть эти камни Буквами, то не нам и не здесь идти против воли владельца, да и не в названиях, собственно, дело… Дело, собственно, было в том, что содержимое сейфа предназначалось не Оскару с его сворой. Возможно, и не мне тоже, но уж не им и не таким, как они, — точно. Нельзя было им всем брать ЭТО в руки, никому из тех, кто в любой вещи видел прежде всего оружие, будь то кирпич, выпавший из китайской стены, или булыжник внеземного происхождения.
Внеземного происхождения? Я посмотрел на предметы, лежащие в моих повернутых к небу ладонях. Каменный обломок номер один, подумал я. Весом сто восемьдесят шесть грамм. Обычный минеральный состав, сложен из оливина и набора безводных силикатов. Минералов, неизвестных на Земле, не обнаружено… Сведения всплывали в моей голове сами собой, без участия воли, вставали перед глазами в виде показаний масс-спектрометра, и было это исключительно забавно. Вещественный состав: кислород, кремний, железо, магний, никель, и еще куча других элементов в ничтожных количествах. Я все знал! Передо мной был типичный образчик так называемого космического вещества, которое я вдоволь повидал на астероидах. Возраст, определенный по радиоактивному элементу калию, — примерно один миллиард лет. Калий, распадаясь, образует аргон. Изумительное зрелище, если у вас есть художественный вкус… Обломок номер два. Обсидиан глубокого черного цвета. Камень-Учитель, неожиданно подумал я, помогающий управлять Силой духа. Строки из древнего трактата вспыхнули и погасли: «…когда эта высшая Сила нисходит в мир форм, становится возможным изменять жизнь на Земле…» В одной моей руке покоилась овеществленная энергия Земли, в другой — энергия Космоса…
Опять я очнулся. Страха не было, был только смех. Имею ли я право ЭТИМ владеть? Есть люди, которые задают себе подобные вопросы. А хорошо все-таки, что я писатель, засмеялся я. Писатель — это тот, кто изучает самого себя, делая вид, будто изучает окружающих, так что я способен задать себе любой вопрос и получить честный ответ. Итак, имею ли я право?
Не знаю…
Я встал. Смех одолевал меня, как насморк, и тогда я перестал сопротивляться, положил камни на трюмо, среди косметики и маникюрных принадлежностей, затем вытащил из кармана деньги, швырнул их, хохоча, в потолок, и разлетелись по комнате волшебные бумажки цвета сухой омелы. Я огляделся. Разнообразные предметы интимного, дамского свойства стесненно помалкивали. Разоренный сейф прятался в платяном шкафу, там оставались еще ожерелье и серьги из космического жемчуга, однако драгоценности меня не интересовали. Делать мне здесь было больше нечего. Где-то в мониторной неспокойно дремал Оскар, топорща белесый пушок над губой: он конструировал во сне будущее, в котором был Начальником Всего; жаль, что я не мог присутствовать при его пробуждении. Сфотографировать бы взглядом перекошенную морду взбесившегося подлеца… что я несу, подумал я, какой вздор, человек просто выполняет свою работу, и ежели у него руки по локоть в дерьме, так не в крови же?
В душе моей высохла злость — до капли! — и хотелось почему-то всех простить. Что за болезнь, что за ночь такая? Душа у меня, оказывается, была. Я взял камни с трюмо. От них исходили токи, электризуя все тело, попадая в мозг, и я поспешил избавиться от этих кусочков Неведомого, спрятавши их в широких штанинах. Решив не торопиться вынимать их впредь. Мне ведь настоятельно советовали не торопиться… Не «решив», а «решивши», опять засмеялся я. «Отложивши», «сообразивши», «спрятавши». Какими сочными, исконно народными речевыми вывертами ты оперируешь, культовый писатель Жилин, как это ценно — в каждом деепричастном обороте, в каждом абзаце на каждой странице протаскивать шаловливое окончаньице «ши»…
— Что-то вы побледневши, — участливо произнес я, обращаясь к своему отражению в зеркале.
Карманы у меня оттопыривались, как у запасливого мальчишки; я постарался замаскировать это дело складками. Ногам было горячо и странно. Точно такие же ощущения я испытал, когда вынул сокровище из сейфа и когда упал, растерявшись, в кресло, — такое же тепло и магнетизм. Однако никакой опасности я не чувствовал. Хотелось действовать. Несмотря на одолевшую меня младенческую радость, несмотря на полное нежелание драться, я чувствовал, что сил во мне теперь — на два Жилина, а реакции мои — как у хорошо отлаженного автомата. Не долгожданное ли это время истины? Сможет ли писатель отдать жизнь — не за Слово даже, а за часть его, лишенную какого-либо смысла?
Я перегнулся через кровать и достал из тумбочки ключи от машины…
И ничуть не удивился, когда обнаружил, поднявшись к себе на двенадцатый, Банева со Славиным. Неразлучная парочка стояла на площадке возле лифтов и оживленно общалась с молодежью. Молодежь была представлена также двумя особями: коридорным и долговязой нескладной девицей.
— О! — дружно обрадовались братья-писатели. Славин сказал:
— Улыбка до ушей, глаза блестят. Ты чего такой? Дедушкой стал?
Странно, что они меня вообще узнали.
— Напитал исстрадавшееся тело пьянящим батидо, — похвастался я. — А может, это было октли, там этикетка отклеилась.
Лицо Славина приняло неестественный, неприятный вид.
— Грязные намеки, — сказал он грубо. — Я глубоко адекватен.
От него разило так, что хотелось немедленно закусить. Судя по всему, жаждущий классик нашел свой родник. Чтобы Славин, да не нашел? Мне стало стыдно, что я сомневался в таком человеке.
— Сначала он прочесал всю пригородную зону, — принялся рассказывать Банев. — Самогон ему так и не продали, зато пошутили, что местные винокурни будто бы тайно разливают вино в экспортном варианте, без этих присадок. Он поперся в порт, ползать на брюхе перед агентами по снабжению и штурманами, а вернулся уже на полицейской машине. Тогда он потащил меня в яхт-клуб…
