— Понравилась, и даже очень, — ответила она.
— «Понравилась. И даже очень!» — передразнила ее сестра. — Нет, вы подумайте, какая похвала, — счастливо рассмеялась Ксения. — Отчего ты так безразлична ко всему, так холодна? Право, не пойму я тебя!
— Быть может, она влюблена? — посмеиваясь, спросила Прасковья Антоновна.
— В кого это? — удивилась Лукерья Антоновна.
— В поэта или в князя, — ответила им Ксения. — Больше не в кого.
— Что за вздор, — покраснела Саша.
— Вовсе и не вздор! А если вздор, так не красней так и не молчи!
— Ах вот ты как? — Сестры уже входили в дом, и Саша дала волю своим чувствам: — Вот, значит, как?
— Ай! — воскликнула Ксения и побежала со всех ног вверх по лестнице, удивляя всех своим нескромным поведением. — Держите ее, она…
Но слова потонули в анфиладе комнат большого дома. Саша бросилась бежать за сестрой, и вскоре, веселые и запыхавшиеся, они упали на кровать в комнате Ксении.
— Уф! Здорово! — засмеялась Ксения.
— Вот, все-то тебе здорово, — проворчала Саша.
— А тебе все плохо! — упрекнула ее Ксения.
— И вовсе не плохо! Только не стоит такое говорить при всех.
— Такое, это какое? — приподнялась Ксения и посмотрела на сестру.
— Будто я влюблена! Я вовсе не влюблена!
— Ой ли?
— Да! Не влюблена. И не собираюсь, — твердо ответила Саша.
— Да? То-то ты так внимательно слушала стишки, которые плел тебе этот Дмитрий Иванович. Он нашептывает и нашептывает, а ты слушаешь и слушаешь…
— В конце концов, это бестактно! — оборвала сестру Саша. — И невежливо посвящать кого бы то ни было в домыслы подобного рода.
— Ух ты… Хорошо ты это сказала… — Сделала большие глаза Ксения.
— Издеваешься? — грозно спросила ее сестра.
— Да ни в жисть! — подражая присказки Маврушки, бывшей их няньки все детство и чуть ли не по сию пору, ответила Ксения. — Хочешь, побожусь? — продолжала она юродствовать.
— Не божись — это грех большой, — строго ответила Саша.
— Ну перестань! Хорошо, только не обижайся. — Ксения обняла сестру. — Просто ты иногда такая высокопарная, такая холодная, просто страшно делается… И как тебя не подразнить?
— Ах ты, коварная, — рассмеялась Саша.
— Больше не сердишься?
— Не сержусь…
Сестры развеселились и еще долго потом делились своими впечатлениями. А когда Саша ушла к себе переодеваться, то поняла, что Дмитрий Иванович очень нравится ей и занимает все ее мысли. Это был первый молодой человек в ее жизни, да к тому же еще и поэт. Сколько приятных минут он подарил ей своим разговором о поэзии и чтением стихов! Она почти уже была влюблена…
6
Анна вся извелась за прошедший день. Мать сказала ей, что в Летнем саду на прогулке они встретили князя. И девушка пожалела о том, что не пошла с кузинами и матерью гулять. Но тут же Прасковья Антоновна сказала дочери, что князь был приглашен на завтрашний обед, и Анна решила использовать эту возможность для того, чтобы вызвать Владимира Алексеевича на решительное объяснение. Но план ее не удался. Анна так и не смогла улучить подходящего момента для разговора с князем наедине. Он был необычно сдержан и после обеда тотчас откланялся. Она не могла понять причины такой его холодности.
А все объяснялось очень просто: Дмитрий Иванович Багряницкий, также приглашенный на обед, не отходил от Саши. По крайней мере, Владимиру, уже влюбленному, хотя еще и не вполне догадавшемуся об этом своем чувстве, казалось, что Багряницкий был будто привязан к Саше. Это чрезвычайно портило ему настроение, и он не в состоянии был обращать внимание на кого-нибудь еще.
Поэтому он был сдержан, строг, безукоризненно вежлив, но холоден, что и лишило возможности Анну говорить с ним приватно.
Итак, князь откланялся, а поэт остался. Анна, раздраженная тем вниманием, что Багряницкий оказывал Александре и Ксении, хмурая и бледная, ушла к себе, снова сославшись на головную боль. Своим демонстративным уходом она немало позабавила Лизу и Ксению, которые читали по ее лицу, как по открытой книге. Саша же ничего не заметила, потому что была исключительно увлечена беседой с Дмитрием.
Багряницкий был весьма обаятелен, читал стихи, рассказывал забавные анекдоты и светские новости, почерпнутые в блестящих гостиных, где его принимали, и полностью очаровал не только девушек, но и Лукерью, и Прасковью Антоновну.
Словом, когда поэт покинул гостеприимный дом, то его персона была подвергнута тщательному и доброжелательному разбору и было единодушно признано, что более милого и очаровательного молодого человека трудно будет сыскать.
— Однако князю Владимиру Алексеевичу он уступает, — отметила Прасковья Антоновна, — Вы как хотите, но первенство я отдаю князю!
— Несомненно, как более старому знакомому и более преданному другу, — сказала Лиза.
— Отнюдь нет, моя дорогая, — отвечала ей матушка. — Есть в князе нечто такое, что ставит его выше других молодых людей. Я затрудняюсь определить, что именно.
— Я бы сказала, — вдруг начала Саша, — что князь Владимир Алексеевич такой человек, которому можно довериться в любом деле. Он не уронит ни своей чести, ни чужой.
— Ты права, племянница, — поддержала ее Прасковья Антоновна. — В деревне о таких людях говорят: «надежный» или «основательный».
— Бедный князь, — рассмеялась Лиза. — Он подвергнут у нас такому разбору! Хотя не могу не согласиться с вами.
— А вы заметили, как странно он себя нынче вел? Как был сдержан и строг? — спросила Ксения.
— Да, верно. Однако у него, быть может, какие-нибудь дела. И он думал о них сегодня, — сказала Лукерья Антоновна. — А мне Дмитрий Иванович, надо сказать, тоже понравился, — прибавила она вдруг. — И как остер на язык!
— Да, и стихов прочел множество и повеселил всех, — сказала Прасковья Антоновна. — Он чрезвычайно мил.
