— По нашей специальности — в радиодиверсанты. Дивизия отца оснащена радиоимпульсаторами, резонансными орудиями и электроартиллерией. От Гамова на складах ничего важного не утаить.
— Гамова?
— Гамова. Он теперь майор — зампотех отца. Прирождённый военный, говорит отец.
Этот вечер, проведённый с Еленой, был последним перед расставанием. Она уезжала в Адан на фабрику медицинских препаратов, я уезжал на запад, в лесистые горы Патины. Я откинул штору и выглянул в окно — почудились тревожные крики. Забон лежал в темноте — чтобы даже случайно не вспыхнул где- нибудь свет, из уличных фонарей выкрутили лампы. В нашей квартире раньше горели шестнадцать ламп, нам оставили четыре — по числу помещений. Снаружи кричали мужчины, там дрались. Шум завершился призывом о помощи.
— Ночной грабёж, — сказал я. — Кого-то придушили или забили насмерть. Нет ночи без разбоя. Надеюсь, ты одна не возвращаешься?
— Мы собираемся по пять, по шесть женщин. Ещё недавно нас развозили на служебных автобусах, но все автобусы объявили добровольным пожертвованием фронту от нашего учреждения. И вместе с водителями увезли.
Мы сидели на диване. В распахнутое окно подмигивала красноватая Капелла, крупная, недобрая звезда. Елена положила голову мне на плечо, я обнял её. Давно мы не чувствовали себя такими близкими.
— Завтра я уеду, и мы не скоро увидимся, — сказал я.
— Завтра ты уедешь, и мы не скоро увидимся, — повторила она.
3
Шёл третий месяц моего пребывания в добровольной дивизии «Стальной таран».
Заканчивалось оборудование главного электробарьера на склонах двух лесистых холмов, нависавших над излучиной Барты — своенравной речки, разделившей нас и родеров. Ещё на отходе к этой реке мне удалось отбиться огнём всех электроорудий от теснившего нас противника и занять эти господствующие над местностью холмы. Два месяца мы только отступали. Но на новой позиции были шансы задержаться надолго. Так я пообещал генералу Прищепе и его заместителю Гамову — три дня назад, перед боем на Барте, Гамов из зампотеха и майора был произведён в заместители командира и полковники. Перемены в военной карьере Гамова мы отпраздновали энергичным электроналетом на подвижные части противника. Враг оборвал свой натиск. Это и дало нам возможность по-солидному выстраивать дивизионный электробарьер.
Все орудия были надёжно замаскированы. Баллоны со сгущённой водой — главные наши энергоёмкости — мы укрыли в котловане, в отдалении от батарей. Я позаботился о безопасности энергосклада. Выход из строя одного баллона со сгущённой водой обесточивал всю батарею. В соседней добровольной дивизии «Золотые крылья» — она тогда занимала главную линию обороны в тридцати километрах впереди нас — месяц назад взорвался энергосклад. И только то, что в нём находилось всего два водобаллона, спасло «Золотые крылья» от полного уничтожения. Мы с ужасом наблюдали, как впереди взвился чудовищный столб дыма и пара и в нём неистовствовали молнии. Вода, ставшая огнём и дымом, — страшное зрелище! Враги, конечно, использовали свою удачу. Не буду острить, что «Золотые крылья» неслись, как на крыльях, хотя эта острота переходила из уст в уста. Но отступление «золотокрылых» после взрыва на энергоскладе иначе как паническим бегством не назвать. Они обнажили фронт, и на нас навалились гвардейцы Родера. Из дивизии второго эшелона мы внезапно стали передовой. И лишь то, что генералу Прищепе не занимать было ни храбрости, ни умения воевать, позволило нам удержать линию фронта. Мы отступали, фронт выгибался, но оставался непрерывным. А в самый трудный момент генерал получил телеграмму Комлина: Главнокомандующий приказывал немедленно отходить, чтобы не попасть в окружение.
— Как реагируем на приказ маршала? — спросил офицеров Леонид Прищепа.
— Бросим радиограмму в мусорную яму! — первым откликнулся Гамов. — А маршалу ответим, что после последнего метеоналёта врага размыло все дороги назад. И потому нам легче отбросить родеров, чем отступать перед ними.
— Так и действуем! — одобрил генерал.
Вот так мы и действовали: отбивали натиск родеров, потом отодвигались на следующую подготовленную позицию.
Я поднялся на вершину холма. В стороне пролетел аэроразведчик врага. Ничто не показывало, что нашу позицию обнаружили. Утро было свежее и весёлое. Внизу поблёскивала Барта, до меня доносился тихий шелест быстробегущей воды, огибающей мысок между двумя холмами. В небе медленно передвигалась стайка белых облачков. Шла весна — нарядная и радостная. И нарядность весны, и безоблачность неба, и весёлый бег светлой Барты не радовали, а тревожили. Самый раз было противнику ударить на нас. Каждое утро начиналось с обстрела тяжёлыми орудиями, с попыток сгустить в дождевые тучи все облачка, какие можно было собрать в окрестностях. Сегодня и в помине не было таких попыток. Это предвещало нехорошее.
Ко мне подошёл Павел Прищепа в капитанском мундире. Нас с ним тоже повысили в званиях.
— Приветствую и поздравляю, майор! — сказал Павел.
— Приветствие принимаю, а поздравление — нет. Скорей приму соболезнование, дела наши плохи.
— Тогда послушай передачу из столицы.
Он протянул мне свой карманный приборчик с записью утренних новостей. Адан извещал страну, что на западном фронте положение ухудшилось. Противник соединёнными силами трёх армий — Ламарии, Кортезии и Родера — потеснил нас из Ламарии. Наши дивизии героически сопротивляются, но натиск превосходящих сил врага не ослабевает.
— Ты поздравляешь с тем, что мы потеряли завоёванную Ламарию и скоро потеряем союзную Патину? Я верно понял?
Диктор сообщил, что в боях дивизия «Стальной таран» генерала Прищепы стала грозой противника. Ударные её соединения под командованием полковника Гамова неоднократно срывали наступление врага. Добровольцы Прищепы и Гамова возвели неприступные бастионы на реке Барта. О них расшибают лбы гвардейские полки Родера. Командирам всех дивизий и полков надо взять в образец боевые действия старого генерала Прищепы и молодого полковника Гамова.
— Что за вздор, Павел! Неприступные бастионы, о которые гвардейцы Родера расшибают лбы! Они ещё не атакуют, и пока неизвестно, кто кому расшибёт лоб. Кто передал сведения о нашей дивизии?
— Я передал, — радостно сообщил Павел. — И по прямому запросу маршала Комлина. Он потребовал, чтобы я не поскупился на хорошие слова, лишь бы они не слишком расходились с истиной. Я офицер исполнительный, на хорошие донесения не скуп. Информация о нашей стойкости явилась для маршала глотком кислорода в удушающей атмосфере.
— А восхваление Гамова? Нами командует твой отец, а не Гамов.
— Отец потребовал, чтобы я особо выделил Гамова.
Павел любил иронизировать, даже издеваться. Чрезмерное восхваление Гамова давало отличный повод для насмешки. Но Павел не позволил себе и слабой иронии. Генерал Прищепа стар, в недавнем бою едва не вывели его из строя. И он думает о будущем армии. Война выдвигает талантливых полководцев. Прищепа считает Гамова выдающимся офицером. Он верит, что такие люди способны спасти нас от поражения.
— Но Гамов не командует армией. Он заместитель командира одной дивизии.
— Он будет командовать армией, Андрей! И для этого должен раньше стать известным всей стране. Неужели тебе непонятно?
Нет, я этого не понимал. Я научился уважать Гамова, видел его военные способности — он стал душой нашей дивизии, — ценил его умение успокаивать людей в опасной обстановке, воодушевлять в бою.
