пурга вовсе ничего ему не стоили. Маша подняла голову, но не увидела лица своего спасителя. И тут голова ее поникла, и она потеряла сознание. Незнакомец, ощутив тяжесть беспамятного тела, низко наклонился к ней и увидел бледное лицо с закрытыми глазами, с ресницами и бровями, припорошенными снегом. Он осторожно прижал девушку к себе и бережно уложил ее в сани. Затем помог усесться в них и Михаилу Федоровичу, а сам оседлал своего скакуна. Мужики подхватили лошадей и повлекли их чуть в сторону от того леса, который несчастные путники успели заметить.
– Спасены, спасены… – шепнул Михаил Федорович.
Воистину это было именно так!
4
Постоялый двор, в который они вошли после вьюги и страха, показался им теплым и уютным. От печи шло тепло, горели свечи и свет их казался столь ярким, что поначалу даже ослепил путешественников. Пока все отряхивались да приходили в себя, хозяин с хозяйкой ставили самовар и несли кое-какие яства для подкрепления сил чудесно спасенных. Они уже знали и историю с волками, которую тут же с ходу поведал взволнованный Аким, и историю спасения заплутавших путников.
Хозяйка уже помогла раздеться пришедшей в себя Маше и растирала ей виски уксусом, усадив девушку возле самой печи. Маша куталась в шаль и, приходя в себя, оглядывалась вокруг. И, конечно, самое главное, что волновало и интересовало ее, а также и Михаила Федоровича, кому они обязаны своим чудесным спасением? Дверь избы отворилась, и в горницу вошел их спаситель – молодой человек, который уже снял в сенях полушубок и теперь только отряхивал сапоги.
Он взглянул на отца с дочерью и улыбнулся:
– Смею надеяться, – сказал он, подойдя к ним, – мы подоспели вовремя? Вы не слишком перепугались?
– Ба! Друг мой! – воскликнул Михаил Федорович. – Вы ли это? И это вам мы обязаны своим спасением?
Молодой человек рассмеялся, и мужчины обнялись от всей души. Маша с удивлением смотрела на них. Страх ее быстро сменился любопытством, и она даже приоткрыла ротик, так хотелось ей высказать все свои вопросы.
Молодой человек наконец обратил внимание на нее. Точнее, это ей подумалось, что «наконец», на самом-то деле он с самого начала заметил Машу. Ему было лестно, что он спас от смерти такую красивую девицу. Кроме того, он никак не мог забыть, как держал ее на руках, как ее голова запрокинулась в обмороке и он каким-то образом в этой тьме разглядел ее лицо.
– Вот, дитя мое, и наш спаситель. Право, ты удивишься, когда я назову тебе его имя! – рассмеялся Михаил Федорович.
Молодой человек поклонился Маше и произнес:
– Позволите ли вы мне в честь нашего знакомства пожать вашу руку, сударыня?
Маша слабо улыбнулась и, не говоря ни слова, протянула ему руку. Он нагнулся и поцеловал ее.
– Вот, Маша, это Никита Александрович Мещеряков, о котором я так много говорил тебе. А тот лес, который мы видели, это Мещора, он принадлежит поместью князя. Так что мы теперь на земле Никиты Александровича…
При этом имени Маша вздрогнула, улыбка пропала с ее лица, и она от неожиданности и испуга перед этим ненавистным ей именем выдернула руку из руки князя. Никита Александрович с недоумением посмотрел на нее, а Михаил Федорович, увидев это, пришел в такое сильное негодование, что у него даже слов не нашлось. Он только и воскликнул:
– Маша!
Она опустила голову и ничего не сказала. В комнате возникло некоторое замешательство.
– Никита Александрович, – начал было Михаил Федорович. – Это от испуга, от неожиданности…
– Конечно, – поспешил поддержать его молодой человек. – Не всякий человек сохранит присутствие духа после таких испытаний.
Положение спасла жена смотрителя. Именно в этот момент она подбежала к Маше и захлопотала над ней. Мужчины отошли в сторону и сели за столом в ожидании чая. Хозяин постоялого двора тут же предложил им какой-то домашней наливки, от которой они не отказались.
«Что же я наделала?» – думала тем временем Маша. Она, конечно, увидела, что батюшка ее был ужасно недоволен ею. Да и то сказать: поступить так невежливо по отношению к человеку, который спас им жизни! Она должна была быть, по крайней мере, благодарной. Или хотя бы суметь сдержать себя и показать, что она благодарна. Что он подумает? Что она не воспитанна? Что она груба? Или что совсем не ценит ни свою жизнь, ни жизнь своего папеньки? «Да, впрочем, что это! – одернула сама себя Маша. – Мне как будто стыдно, а между тем я вовсе не должна стыдиться! Кроме того, этот Никита Александрович – именно тот человек, которого ей надлежит ненавидеть!»
«Но быть благодарной!» – шептал ей голос совести.
В конце концов, простая благовоспитанность не дает ей права вести себя так.
Маша из-под ресниц разглядывала его лицо. А лицо его было вполне достойно того, чтобы на него смотреть. Маша даже не ожидала, что лицо ее жениха окажется столь приятным. Она воображала себе самые мрачные картины, представляла его страшным, неинтересным, отталкивающим, да всяким, но только не таким. Лицо его было благородно, но в нем не было ни роскошной красоты, ни бросающейся в глаза породистости или барства. Оно было скорее изящно и светло. Его отличали серо-зеленые глаза, похожие на горный хрусталь, играющий в лучах солнца, слегка выступающие скулы и чистый высокий лоб. Тонкий нос с трепещущими породистыми ноздрями сообщал о поколениях аристократических предков. Светло-русые волосы вились надо лбом, и Маша подумала, что в солнечный день, вероятно, они светятся на свету. Тут Маша одернула себя:
«Что это я! Как я могу…»
Она начала стыдить себя тем, что увлеклась разглядыванием молодого человека и даже (о ужас!) была им очарована!
«Как знать, – вдруг подумала она. – Может, он, как и я, всего лишь вынужден подчиниться родительской воли и ни в чем не виноват. Ведь он никогда меня не видел, а я уже злюсь на него…»
Действительно, Никита Александрович никогда не видел Машу. Он был хорошо знаком с ее отцом, Михаилом Федоровичем. Они встречались и в Петербурге, и в Москве. А раньше, безусловно, виделись и в поместье. Но когда Никита покинул отчий дом для дел службы, Маша была совсем еще ребенком и он не помнил ее.
Теперь же, после этого случая, когда им довелось так трагически познакомиться, он впервые имел возможность увидеть свою невесту.
Маша была не права, когда думала, что князь лишь подчиняется отцовской воле. Действительно, женить сына хотел непременно именно старый князь Мещеряков. Никита не сопротивлялся отцу. Он ни в кого не был влюблен, никого не имел на примете, а жениться полагал своим долгом по отношению к отцу. Поэтому согласился. Старый князь, конечно, заверил сына, что невеста – красавица, достойная во всех отношениях девушка и, уж конечно, непременно полюбит его, ведь у нее тоже никого не было на примете. Но теперь, поглядывая на Машу, Никита понимал, что, видно, не так-то просто будет ему снискать любовь своей будущей жены.
Лицо Маши, спрятанное в полутьме горницы, тем не менее выражало все ясно для того, кто желал прочесть на нем. И то, как она выдернула руку, и то, как посмотрела на него. И то, как сидела теперь с несчастным видом и делала вид, что он ее ничуть не интересует, все это явственно свидетельствовало не в его пользу.
«И не удивлюсь, – думал князь, – что она в кого-нибудь уже влюблена, а расчеты наших отцов препятствуют ее счастью».
При этом Никита Александрович поддерживал оживленный разговор с Михаилом Федоровичем, который пытался загладить неприятное впечатление от поступка Машеньки. Видя, однако, что молодой человек
