— Нет, мой друг. Ты должна его забыть, оттого что он женат.
— Что? Женат? — Лидия вскочила и забегала по комнате. — Но как? На ком? Как вы узнали? Он сам вам сказал?
— Да, Петр Иванович сам сказал. На ком, я не знаю, он того не открыл. Но женат он давно, с юности. С женой у него разлад, оттого он теперь тут живет один. И это секрет! Не вздумай его разболтать кому- нибудь.
— Ах, ни за что никому не расскажу! — Щеки девицы были красны от смущения и осознания того позора, который она невольно на себя навлекла. — Но что же делать?
— Ничего, моя дорогая. Тебе следует о нем забыть, — задумчиво ответила Полина Платоновна. — Да, определенно о нем следует забыть.
— Забыть?.. — пробормотала Лидия.
Забудешь тут, как же! Ей бы хотелось отомстить за… За что, спросите вы? Ну хотя бы за те неприятные минуты, что Лидия теперь переживала. И не важно, что она сама в том виновата. Да нет, она не виновата! Как это он посмел оказаться женатым? Нет, право, только он виноват во всем!
5
— Должен тебе сказать, Михаил Львович, что сие весьма странно, — начал Лугин. — Ты обратил внимание, как Полина Платоновна нынче внимательна к своему управляющему? За карточной игрой это так бросалось в глаза.
— Нет, я ничего не заметил, а что? Разве было что-то особенное, Александр Петрович? — вопросил Нулин.
— Бесспорно. И не заметить это было невозможно. Странно, что ты, при всей твоей любви к Полине Платоновне, ничего не разглядел.
— Что? И впрямь? — встрепенулся Нулин. — Неужто я так слеп? — прибавил он недоуменно.
— Не слеп. Ты просто не влюблен. А коли так, то я остался единственным претендентом на руку и сердце прекрасной дамы, и посему…
— Э, нет, Александр, нет! Это тебе никак не удастся! — живо возразил Нулин. — Не позволю! Я ничего не заметил не оттого, что не влюблен, а оттого, что смотрел просто в другую сторону!
— Это в какую?
— В сторону карт! Поэтому я нынче в выигрыше, а ты — нет.
— То-то вы меня все ремизили [2], милостивый государь! Не на дуэль ли вас вызвать? — рассмеялся Лугин.
— Полно нести вздор!
— Верно. Пойдем-ка в дом.
Приятели отправились к дому, покинув сад, где к вечеру разбрелась вся компания. Компания, впрочем, небольшая: Полина Платоновна с Лидией, Черкесов да Лугин с Нулиным.
Правду сказать, Черкесов тут же ушел, отговорившись делами, и задумчивый взгляд, которым наградила его при прощании хозяйка дома, как раз и заставил господина Лугина высказать приятелю все то, что мы узнали.
Полина Платоновна до сих пор не могла в Себя прийти от откровений Петра Ивановича в тот знаменательный день. Ах, жена! Что за магическое слово! Как оно тут же перевернуло все в душе невозмутимой доселе Полины Платоновны. Право слово, раньше, когда она полагала его человеком свободным, искать его внимания казалось ей вовсе неприличным. Да и пристало ли богатой вдове принимать знаки внимания от собственного управляющего? Но теперь… Теперь, когда управляющий потерян для нее, в душе Полины Платоновны поднимались и бурлили чувства, на кои ранее она считала себя неспособной. Неужели любовь?
Но она гнала, гнала от себя эту мысль! Но как всякая правдивая и запретная мысль, она, как назло, возвращалась, не желая покидать удобное убежище в сердце молодой и одинокой женщины.
А что же Черкесов? Поначалу он был весьма удовлетворен сложившимися обстоятельствами. Ибо желания и терзания его милой хозяйки стали ему видны и приятны. Но после… Что же после? Этот вопрос он задавал себе каждый день с того памятного им обоим разговора. И помыслить нельзя было, чтобы эта желанная женщина теперь ответила на его чувства. Но как же о том мечталось…
Итак, господин Черкесов покинул общество, разбредшееся после обеда по саду по случаю приятной погоды. Лидия, с некоторого времени потерявшая всякий интерес к Петру Ивановичу, теперь искала, к кому бы приложить свои чувства, так и бурлившие в ней с тех пор, как ей сравнялось пятнадцать лет.
Нынче для излияния своих страстей она решила избрать Михаила Львовича Нулина как существо более рассеянное и слабое, а потому, по ее мнению, безусловно поддающееся влиянию нежных чувств. Едва только приятели набрели на беседку, в которой Полина Платоновна отдыхала с племянницей, Лидия Андреевна тут же завладела вниманием господина Нулина, еще не отошедшего от откровений приятеля, и с легкостью увлекла его по тенистой дорожке в глубину сада, оставив таким образом тетушку наедине с Александром Петровичем.
— Полина Платоновна, — начал Лугин, сев рядом с молодой женщиной. — Нынче вы сами на себя не похожи. Что с вами?
— Ничего, — невозмутимо ответила та, — я нынче такая же, как и всегда.
— Вовсе нет! — с живостью возразил Александр Петрович. — Ежели бы я не знал вашего каменного сердца так близко, — он с улыбкой склонился перед ней, — я бы предположил, что вы увлечены кем-то…
— Увлечена? Что за вздор? В каком это смысле?
— Увлечены, в смысле влюблены.
— Что? Вздор! Влюблена? Я? — Она обернулась к собеседнику и вдруг с лукавством переспросила: — Не в вас ли, сударь мой?
— Увы, нет, — покачал головой Лугин. — Я был бы счастлив, заметь хоть малейший признак сердечной склонности ко мне с вашей стороны, но, увы, это не я.
— Кто же? Ежели вы так ясно все видите, то объясните, кто же предмет моих чувств, ибо я не могу ничего придумать на сей счет, — ответила Полина Платоновна.
— Нет. Я не выскажу вам свои соображения.
— Отчего?
— Боюсь, как бы не оказались они правдой, — покачал головой Лугин.
— Вот как? — Она встала. — Так, сударь, я вас утешу. Я ни в кого не влюблена. И все, что бы вы ни сказали на сей счет, полный вздор.
— Как вам угодно, Полина Платоновна. Ежели вам угодно считать меня вздорником, то воля ваша. — Он поднялся вслед за ней.
В ответ на эти слова дама наградила кавалера холодной усмешкой и, высоко подняв голову, пошла прочь. Лугин несколько помедлил, задумчиво глядя ей вслед, но все же пошел за ней.
Через несколько минут эта пара (Лугин через некоторое время решился предложить руку Полине Платоновне, и она благосклонно ее приняла) наткнулась на хохочущую Лидию, которую Нулин раскачивал на качелях. Качели были, собственно говоря, изобретением дворового мастера для дворовых же девок. Но Лидия по невозбранной живости не могла упустить сего развлечения.
Полина Платоновна как-то высказала ей, что подобные забавы не пристали дворянке, которой надлежит быть скромной, бледной и томной, чтобы иметь успех в обществе. Но Лидия пренебрегала подобными советами. Господин Нулин, как видно, тоже ничего не имел против такого пренебрежения, тем более что изящная ножка юной девы так игриво обнажалась до самой щиколотки и чуть выше, что это давало пищу для определенных размышлений.
Честно признаться, Михаил Львович, качавший Лидию на остроумном сооружении, по зрелом рассмотрении нашел, что это происшествие представляет в некотором образе картинку Фрагонара «Качели» с той только разницей, что его дама, сидевшая на качелях, демонстрировала только ножку, да и кавалер
