— Мы поступим так, — перестав смеяться, вдруг твердо и решительно объявил ротмистр. — Вы мне теперь первый друг. К тому же дела задержат нас в этих краях надолго. Марина разыграет вашу супругу, я так и останусь ее братцем, жить мы будем в вашем доме, а после, когда все уладится с вашими и нашими делами, мы разойдемся, и все станет как прежде.
— Но, помилуйте, а ваша сестра? Разве согласится она на такое? А ее репутация? К тому же каким образом Полина Платоновна обратит на меня внимание, если увидит мою жену вживе? Да она и вовсе в мою сторону смотреть не захочет!
— Это вы зря, мой друг. Дело повернется так, как вам надобно. Увидев живую соперницу, она взревнует вас и… Отсюда к любви шаг один!
— Я все же не понимаю… И для такого поступка нужна ловкость, а у меня ловкости нету! — попробовал возразить Черкесов.
— У меня ловкости на двоих станет.
— Но ваша сестра…
— Марина почтет за радость подобное развлечение.
— Но как порядочная девица может счесть это забавным развлечением? — насторожился Черкесов.
— Все просто, — усмехнулся Дубельт. — Должен вам сказать, что моя милая Марина не так уж и проста.
— То есть?
— Ах, жизнь много испытывала нас с сестрой… — задумчиво пробормотал Андрей. — Думаю, я должен поведать нашу историю, прежде чем вы решитесь сказать «да» или «нет».
Черкесов насторожился. Поворот был очень неожиданный.
— Фамилия наша известная, — начал ротмистр, — но папенька женился неудачно. Маменька была полька, роду незнатного и небогатого. Родственники лишили батюшку наследства, и он сам вынужден был службой зарабатывать на жизнь. После родились мы с сестрой, затем матушка наша скончалась. Едва сравнялось мне шестнадцать лет, как я вступил в военную службу, а там и батюшка приказал долго жить. — Дубельт вздохнул тяжко, но продолжил: — Сестрица моя, желая приносить пользу, решилась найти и себе службу. Замуж ее никто не брал, потому что приданого у нее не было, а женихи в нашем краю расчетливы, и весьма. Пришлось Марине сделаться гувернанткой. Но служба эта весьма неблагодарна и малоденежна. Сестра же моя и собой хороша, и талантлива. А главный ее талант — талант певческий. Как она поет! — Ротмистр закатил глаза к потолку. — Чистый соловей… Поэтому, когда в том доме, в котором она служила, ее пение услышал один из профессоров пения, которых теперь так много развелось, он счел своим долгом ей указать на ее талант и спросить, отчего она не своим голосом зарабатывает себе на жизнь. Сестра сказала, что воспитание не позволяет ей подобного поступка. Но il professore заверил ее в том, что она ошибается и, надо отметить, не солгал. Долго ли коротко ли, но он использовал свои связи и достал сестре ангажемент в театре и, представьте, оказался порядочным человеком! — Тут Андрей удивленно округлил глаза. — Настоящим отцом-покровителем. Так сестрица моя сделалась певицей в опере.
— Артисткой? — поразился Черкесов.
— Да.
— И вы не возражали?
— Я слишком поздно обо всем узнал, — помрачнел ротмистр. — Сестра не сочла нужным советоваться со мной. Женщины вообще таковы: любят настоять на своем, не спрося дельного совета!
— Да, это так, — задумчиво протянул Петр.
— Таким вот образом Марина пела на театре лет пять. Признаться, хлеб не легкий, особливо когда вокруг вьются недостойные мужчины. Ну, вы-то знаете как это бывает. И тут приходит мне сообщение, что дед, отец нашего батюшки, скончался и завещал нам часть своего состояния! Тут же мы с сестрой собрались и выехали сюда, ибо тут поместье дедово. Но остановиться в нем мы не можем, оттого что прочая родня нам препятствует. Ну, это долгая история… — поморщился ротмистр.
— Да, чего только не случается…
— Так вот! — оживился Дубельт. — Марина, как актриса, вам сыграет что угодно, взамен вы предоставите нам кров. В порядочности нашей можете не сомневаться, вам ничто не угрожает. Хотя это и авантюра, но ведь все зависит от того, как взглянуть на дело.
— Да как тут еще взглянешь?
— Военная операция, — заговорщицки подмигнув, шепнул ротмистр.
«Ну и дела! — подумал Петр. — Такого со мной еще не случалось… Что за авантюра! А что, ежели рискнуть? План, конечно, неверный и туманный, но вдруг…»
Черкесов усмехнулся:
— Ну, когда так… Только ваша сестрица… Согласится ли она?
— Мы у нее теперь же спросим!
— Нет, теперь — нет. Она спит, поди, давно! Лучше-ка мы и сами вздремнем, а завтра поговорим.
— Мысль верная, — согласился Андрей, и оба недавних приятеля отправились на боковую.
8
— Какой милый дом… — Марина, сидевшая в удобной коляске, добытой для нее Черкесовым, держала изящной рукой, затянутой в перчатку, кружевной зонтик над головой и с любопытством оглядывалась по сторонам. — Это все имение госпожи Михайловой?
— Да, Марина Андреевна, — ответил Черкесов.
— Недурно здесь, — ротмистр Дубельт, сидевший подле сестры, тоже с любопытством оглядывался. — Надеюсь, когда нам улыбнется фортуна, мы приобретем себе жилище не хуже здешнего.
— На многое не надейся, братец, — осадила его Марина. — Такого имения нам не видать, да оно и не надобно.
— Верно, — покачал головою ротмистр. — А вы, Петр, что же? Неужели вся эта красота оставляет вас равнодушным так же, как и мою Марину?
— Не совсем так, — улыбнулся Черкесов. — Вы забываете, что я здесь управляющий, и потому здешние красоты и удобства — предмет неусыпных моих забот.
— М-да… Жениться на здешней помещице может быть весьма выгодно…
— Андрей Андреевич! Прошу вас не говорить такие вещи… — нахмурился Черкесов.
— Простите, простите! — воскликнул ротмистр. — Сорвалось по глупости.
— Я не жениться стремлюсь, а только любви желаю, — пробормотал Петр себе под нос.
— Похвальное желание. Оно не может не восхищать женщину, какой бы женщина ни была, — решительно заявила Марина. — Я сделаю все, что может от меня зависеть для того, чтобы Полина Платоновна обратила на вас внимание, мой друг. — При этих словах она улыбнулась Черкесову.
И хотя лицо ее при этом оставалось строгим, но становилось понятно, что она всей душой расположена к собеседнику.
Надобно сказать, как вообще отнеслась Марина к остроумной идее, предложенной ее братом. Узнав про все, она не стала ни смеяться, ни ложно стыдиться, чем так грешат многие дамы, но, внимательно взглянув на Черкесова, спросила:
— Вы и в самом деле так любите ее?
— Да, — ответствовал тот.
— И не боитесь так рисковать? Довериться людям почти незнакомым?
Черкесов помолчал:
— Нет, не боюсь. К тому же я верю вам. — Он пристально смотрел на Марину.
— Мы не обманем вашего доверия, даю вам слово, — серьезно ответила она.
— Что же, скажу, что слову нашему вы можете верить, — вступил в разговор ротмистр. — Но ежели
