прозрачную смолу. Медленно проваливаясь сквозь неё, ди Тулл ждал удара о землю, но вместо устланного соломой пола ему навстречу бесконечно-неторопливо всплыла темнота, в которой пульсировали красные всполохи.
Удара он так и не дождался. Темнота, наконец, встретила его и мягко вобрала в себя – вместе с памятью, усталостью и болью.
Не быть оказалось так хорошо!
…Он пришел в себя – оттого, что чья-то теплая ладонь легла на его лоб. Открыв глаза, Кастор ди Тулл обнаружил над собой пухлое женское лицо в обрамлении пепельных волос с проседью.
– Наконец-то прочухались, вашмилость, – лицо расплылось в улыбке. – А мы думали, ежели к вечеру не оклемается господин рыцарь, сталбыть, надо в город посылать. За лекарем.
– Нет!
Возглас ди Тулла прозвучал слишком громко. Раздосадованный рыцарь приподнялся на локте и, оглядевшись, уже спокойно повторил:
– Нет. Не нужно лекаря. Я в порядке.
– Как пожелаете, ваш милость, – женщина вскочила с лавки и согнулась в неловком поклоне.
Деревенские принесли его в дом старосты. Хозяева выделили гостю лучшую кровать, застланную свежей соломой и прямо-таки завалили одеялами. К тому же пожертвовали свою лучшую подушку, набитую даже не перьями, а пухом.
– Сколько я был… – он запнулся, раздраженно потер подбородок и обнаружил там некое подобие бороды. – Как долго я спал?
– Сегодня третий день пошел. Вот мы, сталбыть, и волноваться начали, – сообщила жена старосты (а кому ещё быть? опять же, семейная приговорка).
Яна!
Память огромными кусками возвращалась к нему, и ничего хорошего воспоминания с собой не несли. Только тревоги, страхи, предчувствия новых бед и опасностей.
– Со мной была девушка. Леди! Где она?
– Так это… где ей еще быть, вашмилость? Она, сталбыть, тут, в Мышиных Норках, вот токмо…
– Что «токмо»? – раздраженно спросил ди Тулл и огляделся в поисках оружия.
У деревенских должно было хватить ума, чтобы не трогать вещи рыцаря. Так и есть! Перевязь с оружием аккуратно положили на табурет рядом с кроватью. Коснувшись пальцами рукояти меча, ди Тулл немного успокоился.
– Что не так? – ровным голосом спросил он. И даже попытался улыбнуться.
– Э… ну, вы уж не гневайтесь, вашмилость, но, леди так себя не ведут.
Жена старейшины прикусила язык, опасаясь, что рыцарь рассердится, но Кастор только вопросительно смотрел на нее. Ободренная женщина продолжала:
– Тихая она, нелюдимая, и не белоручка вовсе. Работы, сталбыть, совсем не чурается.
– Работы? – недоуменно переспросил экзекутор.
Жена старосты кивнула.
– Цельный день в огороде ковыряется. Все одно ей в чьем, и платы за помощь не просит. Вы токмо не подумайте, ваша милость, никто её работать не просит, и уж тем паче не принуждает. Она сама. Поначалу- то она с вами сидела, а потом вышла, походила по улице и за огород взялась.
«Монашеское воспитание», – подумал ди Тулл.
Из тех скудных сведений, что ему сообщили о «трофее» до того, как всё началось, было ясно: Яну тайно держали в небольшом монастыре, затерянном в глухомани. Там девушка жила под неусыпной опекой десятка монахинь и под охраной четырех рыцарей ордена Очищающего Пламени.
И монахини, и рыцари уже мертвы. Как мертва его дружина – одна из лучших, состоящих на службе Башни. Как мертв легенда братства – Ворон, знаменитый рыцарь и опытный боец, на четвертом десятке лет вдруг открывший в себе магические способности и ставший боевым магом. Как мертвы все братья- экзекуторы, принявшие последний бой в Башне, некогда считавшейся неприступной и несокрушимой.
Все мертвы… он ещё долго не устанет повторять себе это снова и снова.
Все. Мертвы. Потому что своими жизнями выкупили право на жизнь для этой девочки.
И для него заодно…
Кастор не знал, в чем сущность и истинное предназначение «трофея». Равно как и не знал он, что тринадцать лет назад для того, чтобы решить её судьбу, в условиях строжайшей секретности собирался Великий Совет Строгой Церкви, протоколы которого никогда не вносились в церковные анналы. Но даже круглому дураку было бы ясно, что тайна девушки, оплаченная столь многими смертями, стоит того, чтобы за неё драться против всего мира.
– …словно монашка какая. За все время даже слова не вымолвила, – продолжала рассказывать хозяйка, не замечая, что постоялец уставился в одну точку и сосредоточенно думает о чем-то своем.
Кастор тряхнул головой. Он ещё узнает, что такого замечательного в его спутнице. А пока достаточно, чтобы она просто находилась рядом.
– Где она сейчас? – прервал он жену старосты.
– Кто?
– Девушка! Приведите ее сюда!
– Ах! да-да, сей же час, вашмилость!
Несмотря на свою тучность, селянка проворно развернулась и выбежала из комнаты. Кастор осторожно спустил ноги на пол. После трех дней, проведенных в беспамятстве, мышцы казались вялеными. Старший экзекутор попытался встать, но в глазах потемнело – приступ слабости заставил его вновь опуститься на подушки. Кастор в раздражении стукнул кулаком по бедру. Мощи Архангелов! Сейчас силы ему нужны, как никогда.
Оглядевшись, ди Тулл обнаружил, что нигде не видит своей одежды. А встречать обнаженным девушку, выросшую в строгом монашеском воспитании, было несколько… неправильно. Вздохнув, рыцарь с ворчанием залез под одеяло, стараясь лечь так, чтобы не потревожить забинтованное плечо.
Надо было сначала потребовать камзол!
Кастор ди Тулл рассчитывал покинуть деревню в тот же день, однако хворь не позволила его планам осуществиться. Старший экзекутор был высоким и очень крепким мужчиной, его железный организм восстанавливался с каждым часом, силы быстро возвращались. Но всё же не настолько быстро.
К вечеру ди Тулл понял, что, как бы то ни было, а ему придется провести еще день-два в тишине и покое. Безусловно, это было более чем рискованно, но выбора не оставалось.
Окончательно Кастор склонился к тому, чтобы задержаться в Мышиных Норках, после обещания старосты Ведлига предоставить им с Яной повозку, лошадь и провожатого, как только закончится ярмарка в Минфелде. По словам старика выходило, что отправившиеся на ярмарку мышенорцы вернутся к исходу четвертого дня. За это время раны ди Тулла должны были поджить, а силы восстановиться.
Увы, планы рыцаря-экзекутора и старухи-судьбы вновь не совпали.
Утром четвертого дня ди Тулл, сидя в одиночестве в доме старосты (домочадцы и Яна работали в поле) и уныло размазывая овсяную кашу по дну глиняной миски, услышал конское ржание и испуганные крики детей. Привычка опередила мысль: прежде чем задаться вопросом, что случилось, Кастор был уже на ногах. Схватив пистолет, он прокрался к окну и осторожно выглянул на улицу.
Шесть адских Герцогов!
Посреди деревушки гарцевали семь… нет! восемь всадников. Аркебуз рыцарь при них не заметил, но пара-тройка пистолетов на всю компанию непременно найдется. Один всадник – шляпа не скрывала выбивавшихся рыжих кудрей – по-кошачьи изогнулся в седле и что-то сказал стоявшему рядом человеку. Лицо последнего блестело от пота как стеклянное, пустой рукав уныло болтался; судя по всему, незадачливый житель Мышиных Норок всю дорогу бежал, держась за стремя. Имени бывшего солдата Кастор так и не вспомнил, зато догадался, почему не видел того в деревне последние два дня. Однорукий уехал на ярмарку.
Рыжеволосый всадник что-то рявкнул и поднес кулак к носу калеки. Тот насупился, и с несчастным видом ткнул пальцем в сторону дома старосты. Прямо на окно, из которого выглядывал экзекутор.
