— Сергей. Да Сергей же! Полюбуйся скорее. Первый раз в жизни встречаю натуральный, рафинированный тип обаятельного циника. Чувствуешь, как он все ведет на снижение? Четко, тонко и органично. Надо обязательно записать…
Остроухов опешил.
— Мгу, — отозвался муж, ковыряясь в пишущей машинке. — Аналогичный случай… ты слушаешь меня, Танюш? Случаи, говорю, похожий был у меня в Скачковском районе. С механиком одним познакомился… Говорун такой! Критиковал все, помню, что ни увидит. Мотоцикл потом угнал. Судили, конечно… Тут, понимаешь, глубже копать надо. Я о нем чуть-чуть зарисовку не сделал. Вот был бы номер!
— Полить не мешало бы, — заметила Татьяна. — Как бы не завял цикламенчик…
Остроухову не понравилось словечко «говорун». Сухо откланявшись, он направился к другому товарищу, хохмачу Андросову-младшему.
— Врешь, — напряженно сказал Андросов-младший, узнав истинное название своего цветка. — Признайся, что врешь! Вот признайся!
— Зачем это мне врать, — отстранился Остроухов. — В словаре так написано. Энциклопедическом. Ты бы его читал иногда. Помогает…
— Кряква, говоришь? — задумался Андросов-младший. — Интересненько… Послушай, маэстро, ну-ка встань еще разок в профиль.
— Куда стать?
— Ты не придуривайся давай. Сказано тебе боком стать, вот и стань!
— Ну, стал…
— Сделай еще раз так.
— Как?
— Вот ты головой этак дернул, а потом губу выдвинул и подвигал.
Остроухов старательно дернул головой, выдвинул губу и подвигал ею.
— М-мэ, не то, — сказал Андросов-младший. — Ты зря нервничаешь. Сделай теперь десять шагов назад. Да не поворачивайся спиной, так иди! Смотри мне в глаза…
Остроухов сделал несколько осторожных шагов назад и уперся спиной в дверь. Андросов-младший ловко распахнул ее и выставил приятеля на лестничную площадку.
— Ты чего? Погоди! — забарабанил в дверь Остроухов.
— А ты чего? — отозвался изнутри Андросов-младший. — Головы людям морочишь? Уйди, надоел. Крякву изобрел… Да я эту хохму сто лет знаю! Надоело, Остроухов, уйди, будь человеком. Если заболел, так и лежи себе дома. Нет, он к людям пристает… Топай!
«Не понимаю, не по-ни-ма-ю! — думал Остроухов, возвращаясь домой. — Какие-то психи, а не друзья. «Кряква», тьфу! И ведь останется у них на подоконниках. Поливать будут, холить. Мерзкое растение…»
Задела Остроухова эта «дряква». Неприятно стало, нехорошо. Домой он пришел совершенно расстроенный и выкинул цветок в мусоропровод.
А приятель Аристарх за свои слова тоже поплатился.
В тот же вечер вконец осерчавший Остроухов ему газету в почтовом ящике поджег. Дыму напустил!..
Так вообще-то Аристарху и надо. Зачем приходил, для чего говорил? Сам и виноват.
«Я не Кулебякин!»
Я ему и пары слов сказать не успел.
Только вошел в кабинет, тут же затрещали-запрыгали два телефона — красный и фиолетовый. Он ловко ухватился за трубки и закричал:
— На проводе! Нет, это не Кулебякин! Будет после обеда! Комплектующие опять не завезли? Кулебякин придет и разберется. А я не в курсе. Отбой!
Он швырнул трубки обратно, как опытная хозяйка бросает крышку на кипящую кастрюлю — мгновенно и точно.
— Так, — сказал он, внимательно глядя на мои ботинки.
— Я… — сказал я. Затрещал телефон.
— Минуту! — он снова сцепился в трубку, па сей раз желтую. — На проводе! Нет, здесь не Кулебякин! Насчет автокранов? Только он решает, толь-ко! Конечно, будет здесь! Или не будет. Может, да. А может, нет. Вернее всего — может быть. Отбой!
— Так? — спросил он, вглядываясь в мои брюки.
— Мне бы… — сказал я. Но не успел.
— Минуту! На проводе! Нет, я не Кулебякин, я другой… Пуговицы будут только квадратные? Вы кому звоните, товарищ? Нет, это не он, это я! Пуговицами занимается Кулебякин. Постоянно бывает. Да, на работе. Сказать точно? Пожалуйста: каждый первый четверг второго полугодия. Отбой! Фу…
— Так! — сказал он, уставясь на мой галстук. — Быстрее!
— Мне бы вот тут…
— Минуту! Нет, Кулебякин не здесь. Телефон здесь, а он — нет! Борщ сбежал? Не в курсе. Ждите Кулебякина. Понимаю, что срочно. Понимаю, что столовая — цех номер один. Не плачьте, девушка. Кулебякин появится, все утрясет. Отбой!
— Кошмарная у вас работенка, — сказал я с чувством.
Он горестно вздохнул и обвел рукой телефоны. Все восемь телефонов — красный, фиолетовый, желтый, синий, черный, белый, розовый в яблоках и серый без циферблата.
— И у Кулебякина тоже кошмарная…
— Кулебякина нет! — автоматически ответил он, и мы засмеялись.
— Ладно, пойду, — сказал я. — Не буду отрывать. Хотел тут бумагу одну подписать у Кулебякина…
— Нету его, нету!..
— …насчет аттестации рабочих мест. Но раз такое дело, мешать не стану.
— Милый'! — закричал он. — Насчет чего у вас бумага?
— Насчет аттестации. А что? Все равно Кулебякина нет…
— Бег мой, хоть один по делу пришел. По нашему, родному. Давайте со сюда! Радость-то какая…
Он схватил мою бумагу и крупно вывел на ней: КУЛЕБЯКИН.
— Все-таки день не прошел даром, — сказал Кулебякин. — Спасибо вам. Заходите если что. Всегда рад. Жду!
Я вышел в коридор и плотно закрыл дверь. На ней было написано: «Лаборатория НОТ. Начальник А. Я. Кулебякин».
А из кабинета в это время доносился отчаянный голос:
— На проводе! Двух Дедов-Морозов на утренник в школу? Я не решаю, решает только Кулебякин. На него возложено. А я не Кулебякин, нет, нет, нет!..
Одновременно выбивались из сил еще несколько телефонов. Кулебякин был очень занят.
Конец «Монолога»
(история былых времен)
Молодежное кафе «Монолог» открывали торжественно, как металлургический гигант.
Директор кафе Виктор Горчаков, охрипший от речей, долго таскал почетных гостей по своему
