предпочтительнее безоглядного погружения в пучины страсти, которое ведёт исключительно к трагедии.
— Это очень длинная тема, — покачал головой скаут.
— Это очень длинная книга, — ответил Клаус. — Но я могу работать быстро. Мы с сестрой однажды буквально в одну секунду напечатали длинную телеграмму.
— Жаль, что она не дошла по назначению, — тихо заметил скаут, но средний Бодлер уже вовсю стучал по клавишам. Когда Клаус напечатал «сельская жизнь», что здесь означает «жизнь помещика в глубинке», провода начали извиваться, словно черви на тропе после дождя, а к тому времени, как Клаус напечатал «морально-этическим», что здесь означает «нравственным», дверь затряслась, словно нервничала не меньше, чем Бодлеры. Наконец Клаус отстучал «к-т-р-а-г-е-д-и-и», и трое детей сделали шаг назад, но дверь не открылась, а, наоборот, прекратила трястись, провода замерли, и настала мёртвая тишина.
— Не открывается, — сказала Вайолет. — Наверное, у «Анны Карениной» Льва Толстого другая главная тема.
— Судя по всему, устройство работало до последнего слова, — заметил скаут.
— Может быть, механизм заело, — предположила Вайолет.
— А может быть, безоглядное погружение в пучины страсти ведёт к чему-нибудь другому, — сказал скаут, и отчасти этот загадочный человек был прав.
Безоглядное погружение в пучины страсти — выражение, относящееся к людям, следующим велениям собственного сердца, и, подобно людям, которые следуют велениям собственного разума, или людям, которые следуют советам окружающих, или людям, которые следуют указаниям таинственного незнакомца в синем плаще, люди, безоглядно погружающиеся в пучины страсти, достигают самых разнообразных результатов. Например, если вам когда-либо случится читать книгу под названием «Библия», то вы найдёте там историю об Адаме и Еве, которые безоглядно погрузились в пучины страсти и в результате впервые в жизни облачились в одежду, чтобы покинуть сад, где они обитали, поскольку там завелись змеи. Другая прославленная пара, безоглядно погрузившаяся в пучины страсти, — Бонни и Клайд, — обнаружила, что такой ход позволил им сделать успешную, хотя и краткую карьеру в деле ограбления банков. Что же касается меня самого, то те несколько раз, когда я безоглядно погружался в пучины страсти, кончались всякого рода неприятностями — от клеветнического обвинения в поджоге до сломанной запонки, которую мне так и не удалось починить. Однако в данном конкретном случае, когда Бодлеры стояли у Глагольно Перекрытого Входа, рассчитывая попасть в штаб Г. П. В., спасти сестричку и выяснить, действительно ли один из их родителей остался в живых, прав оказался не скаут в свитере, а два Бойлера, поскольку в романе Льва Толстого «Анна Каренина» безоглядное погружение в пучины страсти привело, как сказал Клаус, исключительно к трагедии, а механизм, как сказала Вайолет, заело, и через несколько секунд дверь с долгим зловещим скрипом распахнулась. Дети шагнули за порог, щурясь от неожиданно яркого света, — и окаменели. Если вы дочитали горестную историю Бодлеров до этого места, то не будете удивлены, узнав, что штаба Г. П. В. на Главном Перекрёстке Ветров в Мёртвых Горах более не существовало, но Вайолет и Клаус, само собой, собственной истории не читали. Они жили в собственной истории, и частью их истории оказалось то, что их замутило от ужаса при виде открывшейся им картины.
Глагольно Перекрытый Вход не вёл в кухню — больше не вёл. Шагнув за порог вслед за таинственным скаутом, Бодлеры оказались на краю чего-то, на первый взгляд похожего на просторное поле, поросшее чёрными погибшими злаками и расположенное в долине, столь же ветреной, сколь и её название. Но мало-помалу они разглядели обугленные руины роскошного громадного здания, которое некогда стояло там, где теперь стояли дети. Рядом, перед остатками кухонной плиты, валялась груда столовых приборов, уцелевших при пожаре, а с другой стороны, словно охраняя обугленное пепелище кухни, высился холодильник. Неподалёку виднелась груда горелой древесины, некогда бывшая большим обеденным столом, а на её вершине торчал, словно крошечное деревце, оплавленный канделябр. В отдалении дети увидели загадочные очертания других предметов, уцелевших в огне: тромбон, маятник напольных часов, нечто похожее на перископ или, может быть, подзорную трубу, ложку для мороженого, одиноко венчавшую груду пепла, покрытую коркой жжёного сахара, и железную арку, украшенную надписью «Библиотека Г. П. В.». Но за нею не было ничего, кроме бесконечного нагромождения обугленного мусора. Зрелище было удручающее, и у Клауса и Вайолет возникло чувство, словно они остались одни в мире, лежащем в руинах. Из всего, что они видели, огонь не затронул лишь отвесную белую стену за холодильником — она уходила вверх, насколько хватало глаз. У Бодлеров ушло несколько секунд, чтобы сообразить, что это замёрзший водопад, который скользким склоном высился до самого источника Порченого Потока на Коварной Горе. Склон сверкал такой белизной, что рядом с ним пепелище штаба казалось ещё чернее.
— Наверное, тут было очень красиво, — дрожащим голосом произнёс скаут в свитере. Он направился к водопаду, с каждым шагом поднимая облака чёрной пыли. — Я читал, что здесь было большое окно. — Он взмахнул рукой в перчатке так, словно окно было на месте. — Когда наступала ваша очередь готовить, можно было глядеть в окно, нарезая овощи или подогревая соус. Этот вид был призван навевать покой. А прямо за окном находился механизм, который превращал часть воды из озерца в пар. Пар поднимался вверх и окутывал штаб, так что его не было видно под покровом тумана.
Бодлеры подошли к скауту и посмотрели на замёрзшее озерцо у подножия водопада. От озерца отходили два рукава — слово это здесь означает «ответвления реки или ручья, которые расходятся в разные стороны и огибают руины штаба, а затем, извиваясь, исчезают в Мёртвых Горах». Вайолет и Клаус печально глядели на ледяные чёрно-серые изгибы, которые они заметили, когда шли вдоль Порченого Потока.
— Это был пепел, — тихо проговорил Клаус. — Пепел от пожара падал в озеро у подножия водопада, а поток его уносил.
Вайолет поняла, что разговор о потоке ей перенести легче, чем страшное огорчение.
— Но ведь озерцо промёрзло до дна, — возразила она. — Поток ничего не мог унести.
— Наверное, когда это случилось, озеро оттаяло, — ответил Клаус. — Его растопил пожар.
— Ужасное, должно быть, было зрелище, — сказал скаут в свитере.
Вайолет и Клаус застыли рядом с ним, представив себе геенну — что здесь означает «ужасный пожар, уничтоживший тайный штаб высоко в горах». Они так и слышали звон лопающегося в окнах стекла и потрескивание пламени, пожирающего всё на своём пути. Им так и чудился густой запах чёрного дыма, поднимающегося к небесам и чёрной пеленой затягивающего солнце, и так и виделось, как падают с пылающих полок, рассыпаясь в прах, книги в библиотеке. Дети не могли представить себе только одного — кто был в штабе, когда начался пожар, и кому пришлось выбегать на мороз, чтобы спастись от огня.
— Как вы думаете, — робко начала Вайолет, — кто-то из волонтёров…
— Судя по всему, здесь никого не было, — быстро сказал скаут.
— Но мы же точно не знаем! — воскликнул Клаус. — Может быть, кто-то из уцелевших сейчас находится здесь?!
— Эй! — закричала Вайолет, оглядывая угли. — Э-ге-гей! — Глаза у неё были полны слёз, ведь она звала тех, кого рядом совершенно точно не было. Старшая Бодлер чувствовала себя так, словно звала их с того самого ужасного дня на пляже и словно они давно уже должны были откликнуться на её зов. Она вспоминала, как звала их — ещё когда жила с братом и сестрой в особняке Бодлеров. Иногда она звала их, когда хотела показать новое изобретение. Иногда она звала их, чтобы сообщить, что она уже дома. А иногда она звала их просто потому, что хотела узнать, где они. А часто Вайолет всего-навсего хотелось их увидеть и почувствовать, что, пока они рядом, она в безопасности.
— Мама! — звала Вайолет Бодлер. — Папа!
Ответа не было.
— Мамочка! — звал Клаус. — Папочка!
Бодлеры не слышали ничего, кроме воя
всех ветров Перекрёстка и долгого скрипа закрывшегося за ними Глагольно Перекрытого Входа. Они обнаружили, что дверь замаскирована под скалу, так что они даже не видели, откуда пришли, и не знали, как туда вернуться. Они оказались совсем, совсем одни.
— Я знаю, мы все надеялись найти в штабе людей, — тихо произнёс скаут в свитере, — но мне
