ледоколе находились семьи рабочих и служащих советских рудников на Шпицбергене. Катастрофа произошла в темноте полярной ночи (на Шпицбергене в те времена еще не было маяков), в зимнее, глухое время, когда в полярных странах прекращается обычная навигация.
Первая спасательная экспедиция, спешно отправившаяся из Архангельска к месту катастрофы, не смогла справиться с задачей: у водолазов не хватило спасательных средств, мощного оборудования. Лежавшему на подводных камнях, окруженному льдами кораблю грозила неизбежная гибель.
Судьбою корабля заинтересовался товарищ Сталин. По его инициативе Эпрону было поручено послать новую спасательную экспедицию. В эту экспедицию, снабженную мощными спасательными средствами, были приглашены лучшие водолазы Эпрона.
Прибыв на место, эпроновцы тотчас приступили к работе. Не покладая рук трудились они на обледенелом корабле. При жестоких морозах спускались водолазы под лед. Сполохи северного сияния — на Шпицбергене еще продолжалась полярная ночь — освещали затерянный в ледяной пустыне мертвый корабль и работавших на его палубе отважных людей.
Крепкая вера в победу, надежда на сталинскую заботу помогли этим людям совершить чудо — корабль был спасен.
В неслыханной, небывалой работе водолазам оказывало огромную помощь маленькое спасательное судно «Руслан». Не страшась тяжелых льдов и подводных камней, вплотную пробивался «Руслан» к мертвому, недвижимому кораблю. На «Руслане» доставлялась провизия водолазам, «Руслан» снабжал спасательную экспедицию паром и электричеством от своих машин.
В опасной, самоотверженной работе закалялась дружба людей, крепче завязывалась братская связь между экипажами «Малыгина» и «Руслана».
Тем тяжелее пережили моряки катастрофу, происшедшую в океане, когда корабли уже возвращались к берегам родной земли. Заливаемый огромными океанскими волнами, обледеневший «Руслан» начал тонуть. Команда «Руслана» не покладая рук скалывала с палубы корабля глыбы нараставшего льда. Почти целые сутки, потеряв управление, носился по волнам погибавший «Руслан».
На помощь бедствовавшему кораблю от берегов Шпицбергена вышел ледокол «Красин». Долго искал «Красин» скрытого пургою маленького «Руслана». Дежурившие у приемников радисты получали от руслановцев прощальные телеграммы. Потеряв надежду на спасение, мужественно и спокойно прощались моряки со своими товарищами по работе. Последняя полученная с «Руслана» телеграмма состояла всего из двух слов: «Спускаем шлюпки…» Связь между кораблями прервалась.
О подробностях потрясающей трагедии узнали от трех спасшихся руслановцев-моряков, шлюпка с которыми через шесть дней была подобрана норвежским судном.
Гибель «Руслана» омрачила последние дни экспедиции, возвращавшейся на спасенном «Малыгине» к берегам своей земли. Последние телеграммы руслановцев навсегда остались в памяти участников экспедиции.
Спустя несколько недель после гибели «Руслана» писателю, принимавшему участие в эпроновской экспедиции и в поисках погибавшего корабля, довелось рассказывать товарищу Сталину о виденном и пережитом.
С глубоким вниманием товарищ Сталин расспрашивал писателя о работе эпроновцев-водолазов, о трагическом конце «Руслана», о судьбе отдельных людей. Он интересовался причинами катастрофы, состоянием здоровья трех спасшихся руслановцев. От Сталина не ускользнула ни одна подробность. Узнав о героической смерти отважных моряков, до последней минуты боровшихся с бушующим океаном, с глубоким человеческим сочувствием Сталин заметил!
— Корабля не жалко — жалко хороших людей!
Эти простые, человеческие слоил Сталина но всю жизнь запомнил писатель. В них сказалось то высокое и великое, что заключено в Сталине, в его пути и делах: его забота о людях, их счастье, их судьбе.
ДРУГ И УЧИТЕЛЬ
Как часто я бралась за перо, чтобы рассказать о встречах с Иосифом Виссарионовичем Сталиным, и каждый раз нехватало духа писать. Воспоминания об этих встречах так сильны, что даже в нашем богатом русском языке нехватает слов для того, чтобы их передать.
Вот первая сессия Верховного Совета. Просторный зал. Сюда собрались депутаты, слуги народа. Вышел товарищ Сталин. Совсем близко увидели все его любимое лицо, ласковую улыбку.
Я не могу передать, что тут происходило с нами. Словно птичья стая, полетели аплодисменты. Не смолкали возгласы:
— Слава товарищу Сталину!
— Да здравствует товарищ Сталин!
Вскоре я увидела Иосифа Виссарионовича в простой, домашней обстановке.
Совсем неожиданно меня вместе с другими летчиками пригласили к главе советского правительства товарищу Молотову.
Был теплый, летний вечер. Мы сидели в чудесном парке; заходящее солнце просвечивало через листву.
На веранду вышел Иосиф Виссарионович Сталин.
Мы и не мечтали его увидеть и от радости так растерялись, что и сказать ничего не могли, но, наверное, в наших глазах Иосиф Виссарионович прочитал ту любовь, которая переполняла паши сердца.
Первое впечатление было незабываемо. Ни один портрет товарища Сталина не может передать молодой блеск его глаз, его улыбку. Тот, кто видел Иосифа Виссарионовича, навсегда запомнит его исключительную сердечность, ласковое и теплое отношение к человеку.
После встречи с товарищем Сталиным чувствуешь себя морально обновленным. Нет, это даже не то слово: Иосиф Виссарионович буквально вдохновляет человека. В нем бьет такой неиссякаемый источник энергии и жизненной силы, что это невольно передастся окружающим.
С каким волнением и вниманием ловила я каждое слово Иосифа Виссарионовича, каждое слово, полное глубокого смысла и мудрости!
Во время разговора Иосиф Виссарионович Сталин иногда так улыбнется — чувствуется, что понял не только слова, но и самые затаенные мысли.
Уже ночь окутала тенистый парк, а товарищ Сталин, родной, любимый отец, продолжает беседовать с нами, летчиками.
Третий раз я близко увидела товарища Сталина перед нашим перелетом Москва — Дальний Восток.
B то время Полина Осипенко и Марина Раскова совершали свой замечательный полет от Черного к Белому морю. Я одна готовила наш общий перелет. У меня было много трудностей. Находились люди, которые тормозили подготовку.
И вдруг узнаю: меня вызывают в Кремль к товарищу Сталину. Я должна привезти к нему все материалы перелета.
Вот я в Кремле. Несколько секунд я простояла перед кабинетом Иосифа Виссарионовича: так сильно билось сердце, что казалось, на всю комнату слышен его стук.
Наконец, решилась — открыла дверь. И вот…
В грузинской песне говорится:
