Когда солнце видишь в небе,
То ты звезд не замечаешь, —
От огня светила меркнут
Звезд далекие лучи…
Так случилось и со мной. Много людей было в комнате, но я заметила только одного: товарища Сталина. Могу ли я передать дословно разговор с Иосифом Виссарионовичем Сталиным? Нет. Но каждый раз, когда мне бывало трудно, я вспоминала об этой встрече, и: она вдохновляла меня.
Заботливо, внимательно расспрашивал меня товарищ Сталин о перелете, вникая во все детали, давая ценные указания. На самом сложном участке маршрута, где мы должны были пролетать в конце ночи, над высочайшими хребтами, не было радиостанции.
И товарищ Сталин, узнав об этом, велел послать в северную оконечность Байкала судно, которое имело радиоустановку.
Этим разговором в Кремле Иосиф Виссарионович рассеял все мои тревоги, укрепил уверенность в победе. На прощанье товарищ Сталин пожелал:
— Счастливого пути!
Если Иосиф Виссарионович Сталин желает победы и счастья, то, несмотря на любые трудности, человек должен достичь успеха, он не может не победить.
…Бодрое утро. В прозрачный воздух осени поднялся наш самолет «Родина».
В эту минуту мысли и чувства мои, Марины Расковой и Полины Осипенко обращены были к нему, другу и учителю — товарищу Сталину.
И там, в глухой тайге, когда мы с Полиной тщетно налаживали аварийную радиостанцию, самым тяжелым для нас было сознание того, что мы, живые, здоровые, выполнили задание и не можем об этом сообщить, а товарищ Сталин о нас беспокоится.
В эти дни Иосиф Виссарионович заботился о нас, как самый любящий, самый нежный отец. Когда мы впервые за это время ночевали под крышей, мы получили текст телеграммы от товарищей Сталина и Молотова.
Когда из тайги мы вернулись в Москву, то прямо с вокзала поехали в Кремль. Я везла Иосифу Виссарионовичу подарок от народов Малого Севера — трубку, вырезанную из моржевой кости и покрытую изящной резьбой.
Мы всю дорогу говорили и думали о том, как увидимся с товарищем Сталиным, что скажем ему, а когда он вышел в Кремле к нам, то от радости все слова улетели из головы, и мы только спросили:
— Можно ли вас поцеловать?
Иосиф Виссарионович засмеялся и сказал:
— Можно.
Мы всё трое поцеловали нашего отца, друга и товарища.
Эти драгоценные часы в моей жизни, часы встречи с товарищем Сталиным, светят мне, словно путеводные звезды, заставляют еще лучше работать, еще выше и дальше летать.
И, словно песня, звучат в моем сердце слова:
— Слава тебе, учитель трудовых народов мира, товарищ Сталин!
ПРОСТОТА И ДУШЕВНОСТЬ
Я был участником первого Всесоюзного совещания стахановцев.
Первое заседание состоялось днем в здании ЦК ВКП(б), в небольшом зале, человек на двести.
Там я впервые и увидел товарища Сталина.
Отчетливо, вероятно, на всю жизнь, запомнилось мне то мгновение, когда из боковой двери вошел в зал товарищ Сталин, окруженный своими соратниками, и занял место за столом. Трудно передать тот подъем, который охватил в этот момент всех нас, участников совещания!
Трибуны для ораторов в этом зале не было. Товарищи, выступавшие с речами, подходили к столу. И хотя это, конечно, мелочь, однако, помнится, многим из нас, непривычным к публичным выступлениям, было как-то легче от того, что не надо подниматься на трибуну, а можно просто подойти к столу И начать говорить.
Подходили к столу и говорили товарищи, которых мы все хорошо знали, так же как хороша знала их и вся Советская страна: Стаханов, Бусыгин, Виноградова…
Во время первых выступлений ко мне подошел товарищ Жданов:
— И ты будешь говорить?
Я заволновался. Боялся, что не смогу сказать свою речь достаточно гладко, собьюсь, забуду сказать то, что казалось важным и нужным сказать в присутствии вождей партии и правительства. Однако, когда я увидел, с каким вниманием товарищ Сталин и его соратники слушают простые речи рабочих, как умеют они подбодрить оратора, двумя-тремя словами вызвать его на простой и искренний, лишенный всякой официальности и натянутости разговор, я сразу успокоился.
Я все думал: с чего начать речь? Решил, что начну прямо с дела, без всяких предисловий…
— Слово предоставляется Сметанину, — услышал я голос председательствующего.
Пока я шел к столу, услышал, как кто-то в президиуме спросил:
— Это тот, со «Скорохода»?
Я на ходу ответил:
— Да, да…
Первые слова своей речи я произнес, сильно волнуясь. Сталин повернулся ко мне, внимательно слушая и пристально вглядываясь в меня. От всей его фигуры, от его взгляда, выражения лица веяло теплотой и чуткостью. Это меня успокоило, и я говори так, как говорил бы в присутствии старшего товарища, которому я могу доверить все самое важное, душевное, что есть у меня в жизни.
В тот же день вечером мы собрались уже не в здании ЦК партии, а в Кремле. С огромным нетерпением ожидали мы выступления товарища Сталина. Историческая речь товарища Сталина, в которой он с гениальной прозорливостью определил значение стахановского движения, произвела на всех участников совещания глубокое, неизгладимое впечатление. Поистине незабываемый день!
Во второй раз мне пришлось видеть товарища Сталина, когда мне в числе других товарищей была вручена высокая награда — орден Ленина.
Собравшиеся в Кремле награжденные товарищи фотографировались вместе с товарищем Сталиным. Каждому из нас хотелось подойти поближе к Сталину, посмотреть на него. Я тоже подошел к Иосифу Виссарионовичу.
— Иосиф Виссарионович, это Сметанин, — сказал, указывая на меня, товарищ Ворошилов.
— Да, знаю, знаю, — ответил товарищ Сталин.
Я крепко пожал руку Иосифу Виссарионовичу. Хотелось в этом рукопожатии передать всю свою безграничную любовь к нему, нашему великому учителю и мудрому вождю.
Позже я видел товарища Сталина на банкете после первой сессии Верховного Совета СССР. Мое место за столом оказалось как раз напротив товарища Сталина. Хотя и раньше меня поразила простота Сталина, однако теперь она бросалась в глаза еще больше. Товарищ Сталин поднимал тосты за присутствовавших, с большим вниманием слушал выступления артистов, горячо им аплодировал, подходил сам ко многим товарищам, и в каждом его слове и жесте сквозила огромная душевность и чисто отеческая внимательность.
