«Язык Дьявола» под водолазным шлемом. — Она помолчала и продолжила: — Там-то Граф Олаф и прятал медузообразный мицелий, ведь туда никто не догадается заглянуть.
Клаус придирчиво перечитал свои записи.
— Я подниму парус так, чтобы поймать ветер, — сказал он. — Иначе такая тяжёлая лодка просто свалится в воду. — Он тоже немного помолчал и продолжил: — Именно это и произошло с сахарницей. Дьюи Денуман убедил всех в том, будто она в прачечной, и теперь никто не догадается поискать её в пруду.
— Лопатки-весла, — сказала Солнышко, указывая на приспособления, которыми Хьюго переворачивал загорающих.
—
— И Фионой, — добавил Клаус.
— Нет, — сказала Солнышко.
— Что ты хочешь сказать? — спросила Вайолет, осторожно перебираясь с края бассейна на борт лодки, а оттуда начиная карабкаться по верёвочной лестнице на нос.
— Они собирались прибыть в четверг, — сказал Клаус, помогая Солнышку забраться на борт и залезая следом. Палуба была размером с большой матрас, и поместиться на ней могли три Бодлера и ещё, может быть, один-два пассажира. — А сейчас ещё среда.
— Пожар, — сказала Солнышко и показала на вздымавшийся к небу столб дыма.
Старшие Бодлеры ахнули. Они едва не забыли, как Кит говорила им, что будет смотреть в небо и ждать сигнала, который отменит собрание в четверг.
— Так вот почему ты решила поджечь отель! — сказала Вайолет, торопливо обвязывая статую жгутами из простыней. — Это сигнал!
— Г. П. В. его увидит, — сказал Клаус, — и поймёт, что все её чаяния растаяли как дым.
Солнышко кивнула.
— Последнее убежище уже небезопасно, — сказала она.
Для младшей Бодлер это высказывание было очень выразительным — и очень печальным.
— Может быть, друзья все равно нас найдут, — сказала Вайолет. — Может быть, они — последние благородные люди в нашей жизни.
— Если они по-настоящему благородны, то не станут больше с нами дружить, — сказал Клаус.
Вайолет кивнула, и на глаза ей навернулись слезы.
— Ты прав, — признала она. — Мы убили человека.
— Случайность, — твёрдо возразила Солнышко.
— И сожгли отель, — добавил Клаус.
— Сигнал, — сказала Солнышко.
— У нас были добрые намерения, но мы совершали недобрые поступки, — сказала Вайолет.
— Мы хотим быть благородными, но нам пришлось совершить злодейства, — сказал Клаус.
— Мы достаточно благородны, — сказала Солнышко, но тут здание снова содрогнулось, словно качая головой в знак протеста.
Вайолет вцепилась в фигуру на носу, а Клаус и Солнышко вцепились друг в друга, потому что лодка стала колотиться о края бассейна.
— Помогите! — крикнула Вайолет взрослым, которые все глядели на дым. — Хватайте лопатки и толкайте лодку к краю крыши!
— Раскомандовалась! — фыркнул Граф Олаф, однако вместе с судьёй направился к тому углу солярия, где стояли лопатки, отражая послеполуденное солнце и задымленное небо.
Взрослые взяли по лопатке и стали тыкать ими в лодку, как тыкают в паука, когда хотят выгнать его из ванны. Бум! Бум! Лодка несколько раз ударилась о край бассейна, а затем выскочила из него и с долгим скрежетом медленно съехала к краю крыши. Бодлеры крепко держались за борта, и вот носовая часть лодки миновала зеркала солярия и нависла над пустотой, где не было ничего, кроме дыма. Лодка тихонько покачивалась, чудом балансируя между отелем и раскинувшимся внизу морем.
— Забирайтесь! — крикнула Вайолет, потуже затягивая узлы.
— Конечно заберусь! — объявил Олаф, прищурясь на водолазный шлем на носу лодки. — Я же капитан этого судна!
И он швырнул лопатку на палубу, едва не попав в Клауса и Солнышко, а затем залез в лодку, из-за чего она угрожающе закачалась на краю крыши.
— И вы тоже, судья Штраус! — позвал Клаус, но судья отложила лопатку и печально взглянула на детей.
— Нет, — сказала она, и дети увидели, что она плачет. — Я не поплыву с вами. Это было бы нечестно.
— Что же нам делать? — спросила Солнышко, но судья Штраус лишь покачала головой.
— Я не стану убегать с места преступления, — сказала она. — А вы, дети, должны отправиться со мной, и мы все объясним полиции.
— Полиция нам не поверит, — сказала Вайолет, держа парашютный тормоз наготове. — К тому же в её ряды могли затесаться враги — как негодяи в Верховный Суд.
— Возможно, но это не повод убегать, — сказала судья.
Граф Олаф огрел бывшую соседку презрительным взглядом и повернулся к Бодлерам.
— Ну и пусть себе горит, как свечка, если ей так хочется, — сказал он, — а нам пора отправляться.
Судья Штраус глубоко вздохнула, а потом шагнула вперёд и положила руку на кошмарную деревянную фигуру на носу лодки, словно собиралась затащить все судно обратно на крышу.
— Иногда говорят, что дети из разрушенных семей самой судьбой обречены на преступное будущее, — сказала она сквозь слезы. — Пусть ваша судьба будет совсем не такая, Бодлеры.
Клаус стоял у мачты, привязывая снасти.
— У нас нет другой семьи, кроме нас самих, и другого дома, кроме этой лодки, — сказал он.
— Все это время я следила за вами, — сказала судья, крепче сжимая пальцы на деревянной фигуре. — И вам постоянно удавалось ускользнуть от меня — с того самого мига, когда мистер По увёз вас из театра в своей машине, до того момента, когда Кит Сникет провезла вас в такси через живую изгородь. Я не отпущу вас, Бодлеры!
Солнышко шагнула к судье, и на секунду старшим Бодлерам показалось, будто она собирается вылезти из лодки. Но она лишь взглянула в полные слез глаза судьи и улыбнулась ей печально-печально.
— Чао-какао, — сказала младшая Бодлер, открыла рот и укусила судью в руку.
С криком боли и досады судья Штраус разжала пальцы, и здание снова содрогнулось, свалив судью с ног, а лодку с крыши в то самое мгновение, когда часы отеля «Развязка» пробили в последний раз.
«Не так! Не так! Не так!» — трижды пробили часы, и трое Бодлеров с криком устремились навстречу морским волнам, и даже Граф Олаф завопил: «Мамочка!» — поскольку на один ужасный миг им показалось, что удача отвернулась от них окончательно и что сейчас лодка разобьётся в щепки из-за силы тяжести. Но тут Вайолет отпустила грязные простыни, и в небо взвился парашютный тормоз, похожий на очередной клуб дыма, а Клаус повернул парус и поймал ветер, и лодка перестала падать и начала парить, словно птица, поймавшая восходящие потоки воздуха и решившая дать крыльям отдохнуть, особенно если она устала, так как долго несла тяжёлый и важный груз. Несколько секунд лодка плыла по воздуху, словно ковёр-самолёт из волшебной сказки, и Бодлеры, несмотря на ужас и панику, не могли не восхититься при мысли о том, как чудесно они спаслись. Ещё на один ужасный миг, когда лодка плюхнулась в воду, им показалось, Что сейчас они утонут, как утонул в пруду Дьюи Денуман, унося с собой все тайны своего подводного каталога и оставив любимую женщину беременной и отчаявшейся. Но тут парус развернулся, фигура на носу выровнялась, и Олаф поднял лопатку и вручил её Солнышку.
— Давай греби, — велел он и загоготал, сверкая глазами. — Ну вот, сироты, наконец-то вы в моих руках, — заявил он. — Мы с вами в одной лодке.