Двери закрылись, прежде чем Бодлеры успели продолжить спор, — и больше им уже никогда не пришлось спорить ни с этой неприятной женщиной, ни с этой неприятной девочкой. Вскоре лифт приехал на третий этаж, и Солнышко, набрав побольше воздуху, чтобы все, и злодеи, и благородные люди, слышали её голосок, закричала.
— Пожар! — закричала она. — Ходите по лестницам! Никаких лифтов!
— Солнышко Бодлер? — крикнул в ответ мистер По, узнав голос своей подопечной. Лицом банкир стоял совершенно не в ту сторону и прижимал к чёрной повязке белый носовой платок. — Не следует добавлять к перечню своих преступлений ещё и ложный сигнал о пожаре! Ты и так виновна в неуважении к суду, а может быть, и в убийстве!
— Это не ложный сигнал! — воскликнула судья Штраус. — Мистер По, отель действительно горит! Пожалуйста, бегите!
— Не могу, — ответил мистер По, кашляя в платок. — Я при исполнении служебных обязанностей: слежу за делами Бодлеров и распоряжаюсь состоянием их роди…
Двери лифта закрылись, оборвав мистера По на полуслове, и Бодлеры в последний раз уехали от банкира, и вынужден с огорчением сообщить, что на каждом этаже более или менее повторялась та же история.
На третьем этаже Бодлеры увидели миссис Басс, на которой по-прежнему красовался крошечный белокурый паричок, словно снежная шапка на вершине горы, а глаза были по-прежнему завязаны чёрной тканью поверх узкой полумаски, а на седьмом этаже видели мистера Ремору, который бродил там вместе с завучем Ниро. Они видели и Джеральдину Жюльен, которая нащупывала дорогу микрофоном, как слепой — белой тросточкой, и они видели Чарльза и Сэра, которые взялись за руки, чтобы не потерять друг друга, и они видели Кевина, Хьюго и Колетт, державших липучку для птиц, которую вывесил за окно сауны Клаус, и они видели, как мистер Леско спорит с миссис Морроу, и они видели мужчину с гитарой, который знакомился с женщиной в шляпке в виде вороны, и ещё многих людей, в которых не узнали ни волонтёров, ни негодяев, — все эти люди бродили по коридорам отеля, пытаясь поймать всякого, кто покажется им подозрительным. Одни из них верили Бодлерам, когда те сообщали им о пожаре, а другие верили Графу Олафу, когда тот сообщал им, что Бодлеры лгут, когда говорят о пожаре. Но лифт останавливался на каждом этаже совсем ненадолго, и всех этих людей дети видели лишь мельком. Они слышали, как миссис Басс пробормотала что-то об ожидающем её автомобиле и как мистер Ремора спросил что-то о жареных бананах. Они слышали, как Ниро вспомнил о своей скрипке, а Джеральдина запищала про заголовки, а Чарльз с Сэром начали препираться о том, выгодны пожары деревообрабатывающей промышленности или нет. Они слышали, как Хьюго спросил, действует ли ещё план касательно hors d'oeuvres, и слышали, как Колетт спросила, не нужно ли будет ощипать ворон, и слышали, как Кевин жалуется на то, что не знает, какой рукой держать липучку для птиц — правой или левой, и слышали, как мистер Леско говорит гадости миссис Морроу, а бородатый мужчина поёт песни женщине в шляпке в виде вороны, и они слышали, как какой-то мужчина зовёт Брюса, а какая-то женщина зовёт свою мамочку, и как дюжины и дюжины людей о чем-то шепчутся и на кого-то кричат, с кем-то спорят и в чем-то соглашаются, гневно обвиняют или кротко защищаются, осыпают яростными комплиментами и добросердечными оскорблениями дюжины и дюжины других людей и в самом отеле «Развязка», и за его дверями, — одних из них Бодлеры узнали, других забыли, третьих впервые видели.
На каждом этаже развёртывался свой сюжет, и сюжет каждого этажа был для Бодлеров непостижим, так как их визиты на этажи были столь краткими, а сюжеты некоторых этажей остались непостижимыми и для меня — даже спустя столько одиноких лет и после стольких исследований, предпринятых в одиночку.
Быть может, какие-то из этажных сюжетов вы знаете лучше меня, поскольку выследили замешанных в них персонажей. Быть может, миссис Басс сменила фамилию и живёт рядом с вами, быть может, мистер Ремора оставил себе прежнюю фамилию и живёт на другом краю земли. Быть может, Ниро теперь работает продавцом в продуктовом магазине, а Джеральдина Жюльен ведёт уроки труда. Быть может, Чарльз и Сэр больше не компаньоны, и вам представился случай подробно рассмотреть одного из них, когда он сидел напротив вас в автобусе, и, быть может, Хьюго, Колетт и Кевин по-прежнему вместе, и вы проследили за этими непостижимыми людьми, так как заметили, что один из них одинаково владеет обеими руками. Быть может, мистер Леско теперь ваш сосед, а миссис Морроу теперь ваша сестра, или мать, или тётушка, или жена, или даже муж. Быть может, шорох за окном производит бородатый мужчина, который пытается забраться к вам в комнату, а может быть, это такси, которое вызвала женщина в шляпке в виде вороны. Быть может, вам случалось заметить в толпе и управляющих отелем «Развязка», и судей Верховного Суда, и официантов из кафе «Сальмонелла», и, быть может, вы знакомы со специалистом по несправедливости или сами им стали. Быть может, для вас люди, которые встретились на вашем непостижимом жизненном пути, и их непостижимые судьбы яснее ясного, но когда лифт остановился в последний раз и двери раздвинулись, а за ними оказалась крыша отеля «Развязка», Бодлеры чувствовали себя так, словно чудом балансируют на загадочной и неверной груде непостижимых тайн. Они не знали, кто уцелеет в пожаре, который они разожгли, а кто погибнет. Они не знали, кто считал их волонтёрами, а кто думал, будто они негодяи, и кто верил, что они невиновны, а кто верил, будто виновны. И они не знали, что означают их собственные наблюдения, дела и поступки и кто они — благородные люди, злодеи или нечто среднее. Когда бодлеровские сироты вышли из лифта и проходили через солярий на крыше, они чувствовали, что их жизнь — словно книга, полная важнейших сведений, которую сожгли, как сожгли всеобщую историю несправедливости, превратившуюся в пепел пожара, который с каждой секундой разгорался все сильнее.
— Глядите! — закричал Граф Олаф, свесившись с крыши отеля и показывая куда-то вниз.
Бодлеры поглядели туда, надеясь увидеть просторную безмятежную гладь пруда, отражающую отель «Развязка», словно гигантское зеркало. Но в воздухе вились клубы густого чёрного дыма, валившего из подвальных окон, за которыми распространялось пламя, и поверхность пруда стала похожа на мозаику из крошечных зеркал, каждое из которых было разбито на множество кусочков непостижимых очертаний. То там, то сям среди огня и зеркал дети различали бегавшие фигурки, но не понимали, кто это — полиция при исполнении служебных обязанностей или постояльцы, которые выбежали из отеля, спасаясь от стихии.
Олаф продолжал глядеть вниз, и Бодлеры не понимали, доволен он или расстроен.
— Вашими стараниями, сироты, уничтожить всех медузообразным мицелием уже поздно, — сказал Граф, — зато мы, по крайней мере, запалили пожар.
Судья Штраус продолжала глядеть на дым, который валил из окон и вился к небу, и выражение её лица было столь же непостижимым.
— Вашими стараниями, сироты, отель сгорит дотла, — тихо сказала она Бодлерам, — зато мы, по крайней мере, не дали Графу Олафу отравить всех мицелием.
— Огонь распространяется не очень быстро, — сказал Граф Олаф. — Многие спасутся.
— Но он распространяется и не очень медленно, — возразила судья Штраус. — Некоторые не успеют.
Бодлеровские сироты переглянулись, но не успели они ничего сказать, как все здание содрогнулось, и дети с трудом устояли на ногах. Зеркальные коврики для загара беспорядочно заскользили по солярию, а вода в бассейне всплеснулась и ударила в борт большой деревянной лодки, окатив фигуру осьминога, напавшего на водолаза.
— Пламя затронуло несущие конструкции здания, — сказала Вайолет.
— Пора выбираться, — сказал Клаус.
— Живо, — сказала Солнышко.
Не тратя время на разговоры, Бодлеры отвернулись от взрослых и зашагали к лодке. Переложив простыни на одну руку, Вайолет сняла фуражку посыльной, пошарила в кармане и вытащила ленту, которую ей дала Кит Сникет, чтобы подвязать волосы. Клаус пошарил в кармане и вытащил записную книжку, в которой принялся лихорадочно рыться. Солнышко не стала шарить в карманах, а только задумчиво стиснула свои острые зубы, как будто предчувствовала — скоро они понадобятся.
Вайолет придирчиво оглядела лодку.
— Парашютный тормоз я привяжу к фигуре на носу лодки, — сказала она. — Можно завязать узел
