хорошо бы его продолжить, однако нам пора ехать.
Как только за ними закрылась дверь, Герасимов обернулся к Федченко:
— И все-таки я держусь своей точки зрения: существующая техника превратила меня не в хозяина, а в раба.
— Совершенно правильно, — запальчиво ответил Федченко, — именно, прошу меня извинить, но это ваше определение — «в раба». Потому что вы эту сложную ракетную технику не изучали, не знаете теории. А вот вникните в тайны ракетного оружия, а они, ой-ой, какие! — тогда, товарищ капитан, вы не только хозяином, но королем положения будете.
— Зачем же тогда прислали мне инженера? — И сам же ответил: — Для того чтобы он готовил ракету к пуску, знал всю теорию ракетной техники, а я — командир, мне надо командовать. Для этого достаточно изучить инструкции и наставления, поддерживать строжайшую дисциплину и порядок в подразделении. Вы поняли, лейтенант? — В глазах Герасимова сверкали недобрые огоньки, а в больших и ясных глазах Федченко было недоумение.
— Я говорю искренне, а вы сердитесь... Очень жаль... Ну что ж, пусть нас рассудит время, как сказал подполковник Смирнов.
— Что-то вы часто повторяете слова подполковника Смирнова, — теперь уж с вызовом сказал Герасимов.
— Я коммунист и прислушиваюсь к голосу политотдела.
Герасимов махнул рукой, повернувшись к Гуляеву, сказал с досадой:
— Ладно, идите в клуб, а меня оставьте в покое!
Герасимову хотелось побыть одному, подумать, разобраться в неожиданно возникшей ошибке с Федченко. Разница у них в возрасте невелика, но говорят они всегда, как иностранцы, на разных языках. В чем дело?
Герасимов чувствовал какой-то изъян в своих рассуждениях, но какой — не мог уяснить, а оттого еще более раздражался, сердился на себя и на других.
По лесной дороге Федченко шагал в Снегири, в библиотеку при Доме культуры. Такая необходимость возникла еще вчера, после разговора с Герасимовым. А в библиотеке своей части нужной литературы он не нашел и вот поэтому-то сегодня отправился в райцентр.
Книги он подбирал долго, до самого закрытия библиотеки. В результате набралась порядочная стопка, а во что их сложить?
— Дайте-ка я вам заверну книги, да увяжу, удобнее будет нести, — предложила пожилая библиотекарша.
— Спасибо, что выручили меня, — заторопился Павел. — Извините, задержал вас. — И, поклонившись женщине, вышел.
Обратно в часть Федченко направился через центр поселка. Пересек площадь, на больших часах, висевших на углу гастронома, стрелки показывали 20.20. Впереди шли парень и девушка. Они о чем-то спорили, но Павел, не прислушиваясь, обогнал их, занятый своими думами. Вдруг сзади донесся крик девушки:
— Пусти, не пойду!
Федченко обернулся и увидел, что парень, схватив девушку за руку, тащит ее в подъезд двухэтажного дома. Девушка протестовала. Федченко не знал, как ему быть — сделать ли вид, будто ничего не замечает или вмешаться? Но по какому праву, мало ли какие могут быть отношения у этих двоих. А парень тем временем успел втолкнуть девушку в подъезд и захлопнул за собой дверь.
— Помогите, помогите! — донесся из-за дверей девичий крик.
Федченко решил, что не имеет права пройти мимо, положил на тротуар связку книг и толкнул дверь плечом. Девушка выскочила из подъезда и побежала, прикрывая лицо руками. Следом за ней вышел парень, накинулся на Федченко.
— Я тебе покажу... Узнаешь как не в свое дело соваться. Это мой дом, я ее к себе вел. Она моя невеста, а тебе что надо?
— Разве невест тянут насильно!
— Поговори мне, поговори. Скоро по-другому заговоришь, заступничек! Рассчитаемся...
— Да, да, на том свете уголечками, — с досадой бросил в ответ Федченко.
Отойдя от поселка километра два, Федченко услышал сзади тарахтенье мотоцикла. Из темноты вынырнуло желтое пятно фары. А еще через минуту мотоцикл догнал его.
— Я говорил тебе, что он далеко не уйдет. — Федченко узнал по голосу того самого парня.
Павел подошел к парням.
— Ну что, лейтенант, вот и встретились. А ты говорил, на том свете уголечками, на этом...
Парень стоял перед ним нетерпеливый, с опасным блеском в глазах. Вдруг он схватил Федченко за плечо и так дернул шинель, что сорвал с плеча погон.
«Ах, вот как! Значит придется драться, хотя их и двое...»
Но драться не пришлось — из-за поворота со стороны леса выскочил «газик». Его сильные фары осветили дорогу. Парни от неожиданности рванулись к своей машине, стали разворачивать мотоцикл и второпях завалили его в кювет. На дороге остался один Федченко, в расхристанном виде, с оторванным погоном.
Из машины выскочили офицеры.
— Что здесь происходит? — громко спросил один из них. — А, это вы, Федченко. Вот вы, оказывается, какой!..
Федченко узнал подполковника Сырца.
Тем временем парни выволокли из кювета мотоцикл, один из них попытался объяснить, что у них произошло. Лейтенант не виноват. Честно... Ерунда все это. Мы тут сами малость того...
— Ваши объяснения мне не нужны, — отмахнулся от них Сырец.
Парни откатили мотоцикл в сторону, запустили мотор и покатили в сторону поселка.
Сырец, подойдя вплотную к лейтенанту, приказал:
— Идите сейчас же в подразделение и доложите обо всем командиру.
Утром лейтенанта-инженера Федченко вызвал к себе Герасимов. Грустно посмотрел на него, тихо произнес:
— Подполковник Сырец позвонил мне и приказал отстранить вас от должности. Конечно, временно, пока не разберутся в случившемся. И как вас угораздило?..
— А что тут разбираться? Они же первые налетели на меня, а я виноват?
— Все правильно, но вы офицер... Дело здесь тонкое. Речь идет о взаимоотношениях с гражданским населением. Подполковник Сырец на это особый упор делает. Я-то вас понимаю, да помочь не могу, — как- то виновато он посмотрел на Федченко. — Приказано вам отбыть в распоряжение капитана Ходжаева. Пока будете помогать ему. Кажется, вас хотят назначить командиром хозяйственного взвода. До выяснения.
— Я поеду к начальнику политотдела, — запальчиво возразил Федченко. — Я буду жаловаться!
— В том-то и дело, что жаловаться вам некому, Смирнов с Климовым уехали. Вернутся через две-три недели, а без них никто ничего решать не будет. Понимаете? Проведете сегодня занятия, а утром — к Ходжаеву... Он мужик хороший, мы вместе служили в артиллерийском полку. Когда сюда переводили, он откровенно заявил, что ракетную технику освоить ему будет трудно. А я вот влип... по собственному желанию, — вяло улыбнулся капитан.
3
Народная мудрость гласит: утро вечера мудренее. На следующий день Федченко уже не испытывал той обиды и горечи, что охватили его при разговоре с Герасимовым. Он был уверен, что командование во всем разберется. Да и начальник политотдела — человек справедливый. Это уж точно.
Впервые он увидел Смирнова на партийном собрании. Подполковник сидел на диване в коридоре клуба, беседовал с офицерами. Федченко отметил про себя, что держатся они с начальником политотдела
