недолго и дров наломать, всему свое время.
— Нет, мы должны торопить время, обогнать его, а не плестись за ним.
— Знаете, — усмехнулся Смирнов, — вы и сами сейчас похожи на кавалерийского рубаку, сами на «ура» хотите взять.
Климов озадаченно посмотрел на начальника политотдела, не нашелся что ответить и приказал шоферу:
— Заводи машину, поехали!
Шофер вел машину осторожно, словно прислушиваясь к настроению командира. Объезжал каждую выбоину на лесной дороге, Вдруг он повернулся и протянул полковнику маленький пучок зеленой травы.
— Вы посмотрите, товарищ полковник, уже глубокая осень, а зеленая травка кое-где сохранилась. Борется за жизнь...
— Да, жизнь — это борьба! — Климов задумчиво перебирал жесткие травинки. — А за сегодняшний прямой разговор спасибо тебе, Михаил Иванович.
Ночью в квартире подполковника Смирнова зазвонил телефон. Михаил Иванович поднял трубку и услышал тревожный голос дежурного офицера:
— Товарищ подполковник, вас срочно просит прибыть в штаб полковник Климов. Машина за вами уже вышла.
Через пятнадцать минут Смирнов, встревоженный неожиданным вызовом, вошел в кабинет командира. Климов стоял у окна, напряженно всматриваясь во тьму.
— Большое несчастье, — медленно проговорил он. — Примерно в двадцать тридцать на строительную площадку прорвалась вода. Возникла опасность затопления стартовой площадки, уничтожения больших материальных ценностей. Майор Галкин бросился со своими людьми к месту аварии. Он был впереди на месте прорыва. Дамбу восстановили, вода отступила... — Командир части замолчал.
— Что с Галкиным? Говорите же, Владимир Александрович!..
— Соскользнул с дамбы в котлован. Солдаты бросились за ним, вытащили, но было уже поздно.
Михаил Иванович медленно опустился на стул. Кровь ударила в голову, горло перехватило. Он растерянно смотрел на Климова.
— Я приказал вывести людей с площадки, доложил в Москву. Завтра прилетят из Главного строительного управления. Помогут нам разобраться. А сейчас поедем на место, Михаил Иванович. Посмотрим, что там делается... Заместитель по политчасти говорит, что никто не уходит со строительной площадки. Поедем, Миша, держитесь!
Замполит майора Галкина рассказывал:
— Здесь это произошло. — Он показал на свежую насыпь из камня, кирпича, песка. — Вода подмывала основу дамбы. Дежурная служба сообщила в штаб части. В это время майор Галкин проводил совещание. Выскочил из вагончика, отдал приказ поднять людей, а сам бросился к участку прорыва воды... Образовавшуюся брешь завалили. Он был все время с нами, все время подбадривал людей... А потом вдруг рядовой Иванов закричал: «Командир упал! Спасайте его!» — Я видел, как солдаты прыгали в воду, ныряли... — Замполит замолчал. Закрыв лицо руками, он медленно отошел от того места, где с обнаженными головами стояли Климов и Смирнов.
Светало. Контуры черного леса постепенно вырисовывались, становились все отчетливее. И было так тихо, словно все живое и неживое застыло в траурном молчании, скорбя о безвременной гибели коммуниста майора Галкина.
— Жену надо вызвать, — вполголоса сказал Смирнов. — Как тяжело, Владимир Александрович! Такое начало! Как на фронте. Потеря, да еще какая! Это нам с вами сигнал тревоги: повысить требовательность к себе... Мы не должны допустить повторения несчастного случая.
Глава шестая
Таня Григорьева, радистка командного пункта, стояла перед большим зеркалом и причесывалась. Для нее это прямо-таки была нелегкая работа, потому что густые черные, как смоль, волосы с трудом поддавались даже крепкому костяному гребешку.
— У всех волосы как волосы, а у меня... — Таня прикусила от боли губы. Когда все же уложила прическу, то осталась довольна, полюбовалась собой, добавила даже с удовлетворением: — И в кого это я такая уродилась?
Она надела китель с ладно пригнанными погонами младшего сержанта, еще раз взглянув на себя в зеркало, улыбнулась. Таня была в хорошем настроении — сегодня ей исполнилось двадцать лет.
Офицеры штаба, девушки-радистки и телеграфистки уже поздравили ее с днем рождения, преподнесли цветы. Но Тане сегодня хотелось чего-то необычного. Ну, допустим, встретить Михаила Ивановича хотя бы на минуту.
По случаю дня рождения ей разрешили не выходить на смену, и она собралась побывать в подразделении, где служил ее земляк Ваня Низовцев.
Таня надела шинель, берет и вышла из общежития. Проходившие мимо офицеры и солдаты заглядывались на девушку. Ее высокая, стройная фигура, счастливая улыбка, большие глаза притягивали взгляд каждого, кто оказывался рядом с ней. Однако, как ни странно, за ней никто не пытался ухаживать. Она со всеми держалась одинаково ровно и приветливо, но и очень сдержанно.
— Не слишком ли ты серьезная? — шутили подруги по общежитию. Они, как и Таня, поступили в ракетные войска добровольно, по призыву комсомола. Жили они здесь уже больше четырех месяцев.
Однажды в класс, где проходили занятия с девушками по специальной подготовке, вошел подполковник. Офицер, проводивший занятия, представил его:
— Начальник политотдела части подполковник Смирнов Михаил Иванович.
Смирнов прошелся по классу, сел за стол, заговорил мягко, спокойно...
Сейчас Таня ловила себя на мысли, что Смирнов ей нравится не только как хороший руководитель. Нет, не то чтобы она вдруг, как говорится, с первого взгляда влюбилась в него, и не то, чтобы строила какие-то далеко идущие и нескромные планы, но часто вспоминала его совершенно безотчетно и было ей в минуты этих воспоминаний приятно, радостно. Смирнов представлялся ей идеальным мужчиной, еще бы: пригож собой, молод, а уже подполковник и — шутка сказать! — Герой Советского Союза. Нет, конечно, она искренне вознегодовала бы, если бы кто-нибудь сделал дурной намек, уличил бы ее в неравнодушном отношении к имеющему семью и много старше ее мужчине, но если бы кто-то потребовал от нее прямого и честного ответа на вопрос, каким она представляет себе будущего своего мужа, она обязана была бы ответить: «Таким, как Михаил Иванович Смирнов». Вот такое непростое отношение выработалось у младшего сержанта Татьяны Григорьевой к начальнику политотдела. Но, конечно же, это отношение было тайной для всех, даже самой себе боялась она в нем признаться.
Когда Таня вышла к перекрестку дорог, одна из которых вела к казармам части, ее догнал грузовик. Из кабины выглянул старшина сверхсрочной службы.
— Садись, Таня, подвезем.
Он помог девушке подняться в кабину, захлопнул дверцу.
— Давай, Валиев, по-быстрому! — скомандовал он шоферу.
Но машина покатила медленно, объезжая ухабы, кучи гравия и песка, подготовленные дорожными строителями. Водитель временами бросал на Таню быстрый взгляд, но молчал.
Он вел старательно машину, будто вез кувшины с молоком. У ворот части затормозил.
— У нас в Узбекистане тоже красивые девушки, — вздохнул он. — Мы их очень бережем! Счастливого вам пути, Таня.
Старшина и шофер смотрели девушке вслед.
— Не надо так смотреть на чужую девушку, товарищ старшина, — заметил Валиев. — Это нехорошо. Вся часть знает, что она дружит с Низовцевым.
