определенное время, поселить у себя на квартире одну девушку. Она проверена во всех отношениях. А вот короткая справка о ней, познакомьтесь.
Наталья Васильевна взяла лист бумаги, прочитала:
«Таня Григорьева, двадцать лет, заочница Московского государственного университета, приехала в обсерваторию на работу в качестве лаборантки».
— Это фотография, — подполковник Смирнов подал Наталье Васильевне конверт.
Она его раскрыла, посмотрела на фотографию, вложила ее обратно и дрожащим голосом спросила:
— Вы что, не доверяете мне, товарищи военные?
— Именно доверяем и очень бережем, поэтому хотели, чтобы на это время с вами побыл очень хороший человек. Что касается остальных вопросов — это не моя компетенция, — сказал он.
— Согласна, — тихо ответила изрядно обескураженная Наталья Васильевна.
— Замечательно. Итак, через три-четыре дня она будет у вас. Уверяю, вы ее полюбите. Да, у нас к вам, Наталья Васильевна, большая просьба. Не смогли бы вы прочитать цикл лекций для офицеров и отдельно для солдат и сержантов?
— Конечно, — сразу же согласилась Зарубина, вспомнив свой недавний разговор с Климовым. — Только, право, я не знаю, что именно интересует вашу аудиторию. Может, решим так: я составлю план, посоветуюсь со своими сотрудниками, а потом уже с вами согласую.
— Хорошо, Наталья Васильевна, я не тороплю вас.
А в кабинете представителя особого отдела в это же время сидела Таня Григорьева. Они вспоминали Минск. Оказывается, в годы войны подполковник Караев дважды в составе разведывательной группы забрасывался в район чуть западнее Минска... Беседовали они, а подполковник Караев думал свою думу.
«Кто-то же ведь навел Кравцова на Зарубину? И тот кто-то живет здесь, это очевидно... Но столь же очевидно, что раскрыть его будет очень нелегко».
Мысли Семена Денисовича были прерваны телефонным звонком. «Она согласилась», — услышал он голос начальника политотдела.
— Спасибо вам и ей, — ответил Семен Денисович.
Он положил трубку и пристально взглянул на девушку.
— А у нас ведь есть для вас специальное задание. Сегодня ночью вы выезжаете в Москву в управление кадров Академии наук. Но прежде вам надлежит встретиться с одним товарищем, вот вам телефон, — подполковник Караев протянул девушке листок бумаги. — Из Москвы вы вернетесь на работу в обсерваторию, которой руководит Зарубина. Жить будете у Натальи Васильевны. Это в общих чертах. Я, Таня, так откровенен потому, что давно присматривался к вам и, — Семен Денисович сделал паузу, — мы доверяем вам.
Таня широко открытыми глазами смотрела на Семена Денисовича.
— Об этом никто не должен знать. Если встретите знакомых, говорите: уволилась из армии, поступаю в университет. — Семен Денисович подошел к Тане и ласково, почти просительно добавил: — Голубушка моя, нам очень нужна твоя помощь. Помни, ты будешь не одна, в любой момент можешь рассчитывать на нас.
Глава восьмая
1
Полковник Климов был в хорошем настроении. Утром помощник командира по строительству подполковник Козлов доложил, что жилой городок для одного из подразделений уже готов, и семьи могут переезжать туда жить. Строительство технического городка тоже идет неплохо.
— А сейчас поедем со мной к Бондареву, — сказал Климов, — а затем к строителям.
Подполковник Бондарев, незадолго до этого прибывший с переподготовки, встретил командира радостно.
— Как окончили курсы? — спросил Климов.
— На отлично, — ответил, улыбаясь, Бондарев.
— Свои обязанности знаете?
— Целиком еще нет. Вхожу в курс дел.
— Мне бы хотелось посмотреть подразделение капитана Герасимова, — перебил командир.
Бондарев помрачнел, но Климов не заметил этого.
Они подошли к сборно-щитовой казарме. Вход был оборудован как положено: лежали маты, висели скребки, щетки для чистки обуви.
В коридоре казармы их встретил капитан Герасимов. Он подал команду «смирно», доложил, чем занимается ракетная батарея. Климов выслушал рапорт, прошелся по казарме. Повсюду была идеальная чистота.
Подошел к одной из тумбочек, открыл ее. Книги, тетрадки, личные вещи — бритва, одеколон, мыло.
— Откройте все тумбочки, — приказал капитан Герасимов дежурному.
— Ничего не скажешь, порядок у вас безупречный. Всегда так? — спросил командир Герасимова, тот отрапортовал:
— Так точно.
А больше всего поразили Климова цветы в горшках на прикроватных тумбочках. Как-то двояко воспринималось все это — с одной стороны, уют, эстетика какая-никакая, а с другой — непривычность. Солдаты и цветы. Устав недвусмысленно перечисляет все, что должно находиться в казарме. Никаких цветов, между прочим, там не предусмотрено. Кому нужна вредная отсебятина? Климов именно так рассуждал раньше, но сейчас задумался:
«Как ни крути, цветы пришли в казарму, и выдворить их отсюда вроде бы не за что. Однако же, надо как-то узаконить их моральное право на присутствие здесь...»
Он строго обратился к командиру батареи:
— Чья это инициатива, товарищ капитан?
— Есть у меня... — Он запнулся, не досказав, кто у него есть. — А что, убрать, товарищ полковник? Мы сейчас! Дежурный, ко мне.
— Оставить цветы. Внести их в табель числящегося имущества и поддерживать в таком же состоянии, как и сейчас.
— Так точно. Понял, товарищ полковник. Цветы будут содержаться в надлежащем виде, — ответил Герасимов, с радостью подумав о том, что очень мудро он сделал, уступив просьбе комсомольского бюро о цветах.
— Теперь покажите нам ваши учебные классы.
Они вошли в специальный класс, где висели красочно оформленные электрические схемы по системе управления ракетой.
— Для этого подразделения надо изыскать хорошую новую мебель, — командир обращался к Козлову, — и дайте побольше материалов из моего резерва. Пусть сделают действующие стенды. На окна необходимы занавесочки хорошие.
— Понятно, — Козлов сделал заметку в своем блокнотике.
— Прошу в Ленинскую комнату, — пригласил Герасимов.
Вся группа направилась туда. Дверь Ленинской комнаты неожиданно открылась и на пороге, испуганно
