Хуссейн по-прежнему стоял поодаль, постепенно вскипая.
— Пошли со мной, — скомандовал он Мириам. — Нужно помочь разнести еду.
Мириам ответила ему с полным пренебрежением:
— Я тут гость, как и все прочие!
— Можно я вам помогу? — робко спросила хозяина Викки.
— Ну, если хотите, — согласился тот холодно и торопливо отошел ко вновь прибывшим гостям, оставив Викки с ее намерениями. Она посмотрела на его крепко сжатые губы и вздохнула. Неужели Мириам не понимает, что Адам бросит ее, как только ему надоест ее наивность.
— Ему не следовало приходить. — Хуссейн вернулся мрачный. — Она не понимает, что Адам всего лишь любезен, и не более того. Любой мужчина, говорящий с ней, может оказаться на его месте.
Викки раскрыла глаза от изумления.
— Вы и в самом деле так думаете? Ну, тогда ни вы, ни все прочие совершенно не понимаете Мириам!
— Не понимаем? — переспросил он вежливо.
— Нет, — ответила Викки твердо. — Думаю, Мириам очень хорошо осознает свое положение.
— И влюблена в Адама, надо полагать? — добавил Хуссейн саркастически.
— Может быть, а может быть, и нет. Для нее это не имеет значения. В данный момент она стремится быть современной и свободной. Ну как ее за это осуждать? Вам бы понравилось сидеть взаперти с таким отцом безо всякой благодарности и хотя бы проблеска радости?
Хуссейн безгранично удивился, услышав это.
— Она же женщина, — сказал он наконец. — Что ей еще делать? Вы еще скажете, что ей надо заниматься моим делом… Что она справится лучше меня… Что ей надо учиться…
Викки остановила его недоуменным взглядом. Хуссейн понизил голос, вспомнив, что она — тоже женщина, и она работает у него. И именно она, а не Криспин автор новых духов, которые он собирается сегодня представить обществу.
— Вы — другое дело, — пошел на попятную Хуссейн. — Вы выросли в Англии. Нельзя даже сравнивать. — Однако он задумался, и Викки поздравила себя.
— Да как вы не поймете, что жизнь с вами будет для Мириам той же тюрьмой, только другого сорта? Вам же нужна современная женщина, хозяйка, друг…
— Но это неверно! — опять взорвался Хуссейн. Викки пожала плечами:
— А Мириам думает, что может быть таковой Адаму.
Хуссейн побагровел, а затем побелел.
— Вы, кажется, собирались помочь мне, — сказал он жестко. — Прошу вас, займитесь вначале рисом.
Она взяла большое круглое блюдо ручной работы и стала обходить гостей. Почти никто не говорил по-английски, но большинство знали французский и вполне удовлетворительно понимали те несколько слов, что она сумела найти.
— Вам надо учить арабский, — в один голос уверяли ее мужчины. — Здесь это необходимо. Наш язык такой эмоциональный, что даже говорящий на нем посредственно заставит внимательно выслушать все, что намерен высказать.
— Он звучит очень уж грозно, — смеялась Викки.
— Зато красиво, — уверяли они ее.
Мириам все еще была рядом с Адамом, когда Викки вернулась к ним.
— Не желаете ли риса? — спросила она. Адам взял себе немного и осмотрелся. Большинство гостей уже принялись за еду.
— Что бы вы хотели? — спросил он Викки.
Она поставила тяжелое блюдо на ближайший столик, положив себе немного риса на тарелку.
— Не знаю. А вы?
Адам показал на блюдо дымящихся мясных шариков, только что внесенное поваром Хуссейна.
— Вот этого! — Он щедро положил мясо себе на тарелку, радостно посмеиваясь. — Это мое любимое блюдо, — пояснил он.
Мириам вымученно улыбнулась:
— Тебе надо попробовать моих. Я готовлю их лучше всех.
— Тогда тебе надо поучить здешнего повара, хотя эти — лучшие из всех, что я когда-либо ел.
Мириам погрустнела:
— Ты ко мне не слишком-то справедлив. — Ее нижняя губа предательски задрожала. — Я бы не пришла, если б знала, что тебя не будет.
Адам неловко погладил ей плечо.
— Беда в том, что ты незнакома с остальными, вот и все. Я позову Криспина и заставлю его поболтать с тобой.
— Не хочу, чтобы кого-то заставляли болтать со мной! — воспротивилась она. Но Адам уже поманил Криспина, который с готовностью откликнулся, ибо настолько же скучал, насколько Мириам злилась. Адам поговорил с ними обоими, доедая мясо, и вскоре покинул их, фамильярно положив руку на спину Викки и увлекая ее за собой.
— Мне надо с вами поговорить, — сказал он. Викки нахмурилась:
— Не сейчас. Мне нужно помочь Хуссейну разнести фрукты.
Адам глянул через плечо:
— Он, кажется, не на шутку разозлился на меня.
Разумеется. Викки это знала. Она не могла понять лишь одного — как она может стоять и болтать с Адамом, словно ничего не случилось и она не дала опрометчивого обещания Умм-Яхье… Обещания, о котором уже сожалела, потому как не сомневалась, что ничего ей так не хотелось, как привлечь внимание Адама, смеяться вместе с ним, делать что угодно до тех пор, пока он не полюбит ее, как она его.
Комок застрял у Викки в горле от того, в чем она только что призналась себе. Не имея сил говорить, тем более в требуемом светском духе, она лишь смотрела на Адама, открывая заново его загорелое лицо и ярко-рыжие волосы, его сильное тело под темной пиджачной парой и ослепительную улыбку.
— Ну что? — засмеялся он. — Я вам теперь нравлюсь чуть больше?
Викки вспыхнула:
— Я просто задумалась.
Адам забрал у нее тарелку, поставив на столик поблизости, и стал угощать ее апельсином, долька за долькой, словно маленькую девочку.
— Задумались? О чем же? О ваших с Умм-Яхьей тайнах?
— Да нет! — поспешила ответить Викки и лишь потом изобразила удивление: — Каких тайнах?
— А вы не знаете?
Она качнула головой:
— Нет у меня никаких тайн.
Адам усмехнулся, приблизив к Викки свое лицо.
— Думаю, у всех женщин есть тайны.
Она не нашлась с ответом. В горле у нее пересохло, язык одеревенел. А что, если он опять поцелует ее? Поцелует прямо здесь? Но Викки тут же отогнала от себя эту нелепую мысль. Кто это станет целовать женщину на подобном приеме? Но как бы там ни было, поцелуй Адама не переставал преследовать Викки в мечтах. Она быстро облизала губы и отвернулась.
— Вы все меня дразните, — проговорила она охрипшим голосом. — Умм-Яхья не знает никаких моих тайн.
— Так вы признаете, что они у вас есть?
— Тайны есть у всех. Начиная с того дня, когда мы забираемся без разрешения в родительскую автомашину…
— Ну-ну… Так ваши секреты не более чем детские шалости?
Викки все это стало надоедать.
— Мои тайны — это мои тайны, я не делю их ни с Умм-Яхьей, ни с кем-либо другим, — отрезала
