– Мерси, Дживз Слуга из рассказов Вудхауса «Дживз и Вустер», – сухо сказала она, выхватив полотенце из его чрезмерно старательных рук, когда он принялся растирать ей тело. – Если не возражаешь, я и сама справлюсь.
– Что, далековато заплыла? – с иронией усмехнулся он.
– Это здесь-то? – фыркнула Тина, взмахнула рукой так, чтобы окатить их обоих, и с удовольствием отметила, как невольно Джо вздрогнул от холодных брызг. – Плавали и поглубже.
– Ну, так далеко ты еще никогда не заплывала, – с приглушенной страстью пробормотал он, и Тину пронзила холодная дрожь. Тут он протянул ей руки, она споткнулась, и оба с шумом рухнули в прибой – причем тело Джованни нависло над ней, и Тина, упав на спину, никак не могла восстановить дыхание, а Атлантический океан швырял ей в лицо волну за волной.
– Помоги мне встать! – прокричала она, захлебываясь.
– Ну, море тебе ничем не грозит, – блестя мокрым лицом, рассмеялся он, поправил очки и, подхватив под мышки, поставил ее на ноги, но не отпустил. Вода каскадом струилась с тел, волосы, облепили головы, брызги, летящие с Джованни, падали на нее ледяным дождем. – Чего не скажешь про меня.
Все еще не отдышавшись, Тина отстранилась от его блестящего бронзового лица.
– А ты сгубил свой прокатный костюм, – с некоторым злорадством отметила она.
– И Бог с ним! Удовольствие того стоит, – усмехнулся он и притянул к себе ее обессиленное тело.
И тут, когда она совсем уж решила, что наказание завершит поцелуй, Джованни легко подхватил ее на руки и пошел по сверкающей золотистой воде, преодолевая катящиеся волны, словно их не было, а Тина, обессиленная, безвольная, лежала в его руках, жалея, что не вспомнила вовремя, что только безумец, не страшащийся смерти, рискнет выставить сицилийца дураком.
– Как ты себя чувствуешь? – Это было сказано с такой глубокой заботой, с таким встревоженным выражением лица, что Тина невольно ободряюще улыбнулась. Джованни погладил ее по лицу, и она тут же почувствовала прилив энергии, словно он замкнул электрическую сеть. – На солнце скоро согреешься, – проворковал он.
– Вообще-то я могу и идти. От ходьбы и согреюсь, – заявила Тина.
Он позволил ей соскользнуть на землю и предложил:
– А еще лучше – побегай.
– Нет, я слишком устала.
– Похоже, работа отнимает у тебя много сил, – спокойно констатировал он.
Покосившись на него с подозрением, после недолгого раздумья Тина приняла протянутую ей руку. Какой смысл изображать независимость, если именно из-за него она столько всего натерпелась? При ходьбе их пятки вминались в мягкий мокрый песок у кромки воды – это ощущение Тина всегда любила.
– Пожалуй. Она изматывает. Но я люблю ее. Она – вся моя жизнь.
– Неужели вся? – осторожно поинтересовался он.
– Ну, видишь ли, это такая работа. Ты должен отдаться ей всем сердцем. Это ведь не только административные вопросы и рационально составленный учебный план. Это проблемы эмоциональные и учебные. Мне нужно знать каждого ребенка, о каждом заботиться, и я, как могу, защищаю их от напастей и всяческих нарушителей спокойствия – поэтому, будь любезен, не отвлекай детей от дела, – предупредила она.
– Да, я могу... – согласился Джованни.
Так вот к чему он клонит, поняла Тина. Его ничуть не интересует ее работа. Она рассерженно остановилась и резко повернулась к нему, разбрызгивая вокруг себя воду, как отряхивающийся спаниель.
– Сунься хоть к одному из них, и я за себя не отвечаю!
– У тебя такие хорошенькие мокрые кудряшки, – любуясь, произнес Джованни.
– А твои я тебе повыдеру, если ты вздумаешь разыгрывать тут Казанову!
– Как раз подумываю, не сыграть ли мне в Казанову с одной дамой, – невозмутимо ответил он.
– С какой еще дамой? – устало спросила Тина.
– С тобой, естественно. – Джованни улыбнулся, и Тина увидела свое отражение в стеклах его очков: мокрая, растрепанная, надутая, с распахнутыми глазами и, увы, неприлично фигуристая. – Видишь ли, – продолжил он, стряхивая ладонью воду со лба, – больше всего на свете я хочу помириться с матерью, и я уже нашел хороший способ.
– Ох, Джо...
– Очень верный способ, – пробормотал он, взял ее за локоток и повел к пляжу. – Потому что ты мне наверняка поможешь. И когда ты будешь хорошей девочкой и расхвалишь меня до небес, мама непременно вернется, чтобы жить со мной.
– Нет, не вернется. Она... Джо, ты должен понять... Она не хочет с тобой жить.
– Она передумает, – уверенно сказал он.
– Боюсь, что нет.
Он не слушал, неторопливо снимая с себя пиджак и рубашку и аккуратно раскладывая их на горячем песке просохнуть. Злясь, что он расположился рядом с ней, Тина сидела чуть поодаль и косилась на его мускулы. Затем, к ее возмущению, он снял и брюки, под ними оказались кремовые боксерские шорты.
Загорелый, рассеянно подумала Тина. И загар такого красивого тона – что-то среднее между сливочной
