утро, включая очень расстроенную Розу. Демонстрируя восхитительную доброту, леди Девонли не отходила от горничной, похлопывала по плечу и успокаивала бедную женщину, когда та давала показания.
Джулиана Стоддарда сначала отвезли в лечебницу доктора Бейли, чтобы перевязать рану на плече. Позднее, в тот же день, его посадили в местную тюрьму дожидаться суда. Клод Руссо тоже был арестован по обвинению в мошенничестве и деятельности, представляющей опасность для жизни людей.
К сожалению, без содействия Джулиана это разбирательство растянулось бы на недели или, возможно, месяцы: требовалось разобраться в путанице финансовых договоров, восстановить фонды, которые не были растрачены, и возместить убытки многочисленных вкладчиков, вложивших деньги в павильон для избранных. В этом оказывала помощь «Бат корпорейшн».
За окном на улице от дома отъехала карета и двинулась вниз по грязной дороге. Лакей и помощница экономки отправились в город за еженедельными покупками и отправить письмо, которое попросила их отослать Лорел. В нем она успокаивала Викторию, заверяя ее, что у ее кузена никогда не возникало желание предать ее. Однако у него были заблуждения. Джордж Фицкларенс задумал оставить о себе память там, где ему было отказано в праве считать себя человеком королевских кровей, — в создании пресловутого павильона.
Лорел думала, куда в это утро мог уйти Эйдан, который тоже временно переехал в Фенвик-Хаус. Мелинда умирала. Теперь они все знали об этом и открыто признавали это — Эйдан с застывшей болью в глазах, Лорел, пытавшаяся скрыть слезы, и Мелинда с мученической улыбкой и жестом, позволявшим им уйти.
— Я прожила хорошую жизнь, лучше, чем большинство людей, и я мало о чем жалею, — говорила она.
Послали за ее дочерями. До их приезда Лорел и Эйдан помогали ей сделать последние распоряжения. Ночью, когда Мелинда спала, Лорел с Эйданом находили утешение в объятиях друг друга.
Лорел чувствовала беспокойство. Эйдан встал так рано в этот день и не оставил записки…
Какой-то звук послышался у дверей, она повернулась, и при виде его ее сердце переполнилось радостью. Должно быть, он подъехал к дому на лошади и вошел, когда она находилась в спальне Мелинды. На его волосах блестели капли дождя. Он снял редингот и по пути в комнату уже развязывал шейный платок.
Ослабив узел, он швырнул его на ближайший стул, подошел к Лорел, обнял ее и поцеловал властно, по-хозяйски. Его кожа была холодной от дождя, но Лорел таяла в его объятиях, отдаваясь наслаждению от его близости, его силы, сколько бы таких минут им ни оставалось быть вместе.
Они не говорили о будущем. Забота о Мелинде, конечно, была важнее, и Лорел была рада просто находиться рядом с ним, делать для него все, что могла, и разделять боль от утраты дорогого друга, насколько это было возможно.
Его горе, как она теперь понимала, было неизмеримо и глубоко скрыто в его душе спутанным клубком прошлого и настоящего, падения и самоистязания, а также надежды на искупление. Прошлой ночью, ночью любви, он рассказал ей о своих родителях. Обняв его, она в темноте слушала его и беззвучно плакала, и любила его сильнее, чем это казалось ей возможным.
А сейчас, как будто ничего не случилось, он улыбнулся и, наклонившись, поцеловал ее в шею.
— Вы такая теплая, такая приятная.
— Куда вы ездили сегодня утром?
Довольно обычный вопрос, но она упрекнула себя за то, что задала его. Разве у нее было право вообще спрашивать его, чем он занимается, и требовать больше, чем он считал нужным сказать.
— Вы не обязаны отвечать мне, — сказала она.
Он взял ее за подбородок и посмотрел ей в глаза:
— У меня было дело в городе. Дело, которое касается нас обоих. Но сначала я остановился в своем доме и обнаружил вот это.
Он пошарил в кармане и затем положил ей на ладонь маленькую вещицу. Ее сердце затрепетало, когда она узнала золотое кольцо с ониксом и печаткой, перстень, который соскользнул с руки напавшего на нее человека в ту ночь на площади. Его вид вызвал у нее такое отвращение, что она чуть не бросила его в камин.
Он протянул ей другую вещь. Украшение, которое у нее осталось от прежней жизни, блеснуло, подвешенное на золотой цепочке.
— Вы забыли его на моем ночном столике.
— Зачем вы принесли мне их? — Она сердито посмотрела на перстень. — Они мне напоминают лишь об опасности, лжи и обо всем, что я утратила. Они скрывают от меня все, чего я никогда не узнаю.
— Может, так и было, но, клянусь, все изменится к лучшему.
Подхватив ее на руки, он отнес ее на диван около камина и уютно усадил себе на колени. Эйдан ласково гладил ее волосы и щеки, как будто она все еще была той же напуганной маленькой девочкой из прошлой жизни.
— Этот кулон, этот перстень я оставляю вам в залог, Лорел. Вместе мы узнаем, откуда они появились и какое значение они имеют для вас и ваших сестер.
От его слов у нее ёкнуло сердце.
— Вы мне это обещаете?
— Это и еще многое, очень многое, моя Лорел. — Он снова запустил руку в свой жилет и на этот раз достал из кармана бархатный кошелек. — Вот за этим я и ездил в город. — Он развязал его и перевернул, и из него выпало еще одно кольцо — изящное, с крупным рубином в виде капли, обрамленной мелкими бриллиантами.
Лорел замерла, когда он опустился перед ней на колени. От надежды, светившейся в его глазах, у нее выступили слезы.
Она наклонилась к нему, дотронулась до его милого лица и тихо спросила:
— Вы уверены? — Она не хотела поймать его на слове, когда он был так уязвим, не хотела позволить ему давать обещания, о которых он позднее мог бы пожалеть. — А как же то, что вы мне сказали? Что не можете предложить мне общее с вами будущее из-за своей службы…
— Вранье, все это ложь. — Он поднес ее руку к губам, поцеловал ее и сказал: — После самоубийства моего отца министерство стало для меня щитом. Мне надо было отвлечься, посвятить себя какому-то важному делу. Но, встретив вас, я понял: мужчина не может защитить себя от любви. Он должен верить в нее, набираться храбрости и смело идти в будущее — с вами, Лорел, если вы примете меня. Если вы пойдете вместе со мной. Вы выйдете за меня замуж, моя любимая?
Она пыталась сказать, что согласна, но рыдания превратили ее слова в неразборчивое бормотание. Она полагала, что он понял ее ответ по радостному выражению ее лица, ибо широко улыбнулся, от всей души поцеловал ее и аккуратно надел кольцо на ее палец.
Эпилог
Айви Садерленд, остававшаяся одна в «Эмпориуме», заправила непокорную прядь каштановых волос за ухо и закрыла расчетную книгу, над которой просидела немало времени. Этим вечером было тихо, что облегчало работу и что в эти дни было довольно необычным. Выйдя из-за конторки, она выставила на окне табличку «Закрыто», опустила шторы и заперла дверь. Она была одна в этот вечер, потому что Холли, одна из двойняшек, и Уиллоу, самая младшая из сестер, надели самые лучшие новые платья и отправились на премьеру в «Ковент-Гарден». Айви была рада возможности остаться дома, ибо, по ее мнению, в пьесах было много чепухи и глупостей. Она была счастлива видеть своих сестер в достатке и безмерно рада, что их финансы позволяли им теперь иметь не только самое насущное.
Этому благополучию содействовали некоторые обстоятельства. Во-первых, с тех пор как королева Виктория послала Лорел в Бат, она заботилась, чтобы у сестер Садерленд было все необходимое, включая
