помнишь, я сам был таким. Господи, эти ребята просто стереотипы! Ходячее клише типичного безвредного асоциального хакера! Меня ослепило собственное высокомерие, мои чертовы амбиции! — Он рывком вскочил на ноги. — А после этого все называли меня героем, президент Соединенных Штатов пожал мне руку. Мне предлагали написать книгу и сняться в кино… И все потому, что я позволил убить двух ребятишек, которым законом запрещено продавать сигареты!
— Они представляли опасность для общества, Джонатан.
— Черта с два! Они не совершили ни одного акта насилия. Они лишь перетрясли наш истеблишмент, заставили их бояться за свои шкуры. — Его голос зазвучал спокойнее. — Это стало поворотным событием в моей жизни. Я всегда любил хакерство, относился к этому как к искусству, всегда восхищался теми, кто так же умен, как и я, или умнее меня. Я решил выйти из игры, заняться корпоративной безопасностью, ловить парней в белых воротничках, которые решили поживиться за счет других, собирать чеки и жить в безопасности. Но два мальчика умерли, Шарлотта, а третий парализован на всю оставшуюся жизнь!
— Они все равно поступали плохо, Джонатан, — мягко напомнила она.
— Согласен, но такого наказания они не заслужили. — Он посмотрел на нее с высоты своего роста. — А разве эта немецкая овчарка заслужила то, что получила?
Шарлотта молча смотрела на него, ее губы сжались в одну тонкую линию.
— Мы отвечаем за все, Шарлотта. Мы должны быть осторожны и поступать ответственно. Если бы в тот день я действовал разумно, то мог бы просто зайти на ферму, выпить с ними кофейку и рассказать им пару баек о настоящих хакерах. А потом я собрал бы их всех и отправил в тюрьму приблизительно на год. А с кем-то, возможно, мы бы остались друзьями…
Взгляд Джонатана вдруг стал просто ледяным, и Шарлотта поняла, что он еще не закончил свой рассказ. Сейчас она услышит что-то еще… И еще более ужасное!
Он подошел к камину и пошевелил поленья. Вверх взметнулось пламя, полетели искры. Оставив кочергу у очага, Джонатан оперся одной рукой о каминную полку и долго смотрел в огонь.
Шарлотта ждала.
Наконец он повернулся и посмотрел ей в лицо.
— Я женился на Адели, потому что она оказалась под рукой, Шарлотта. Это было так просто! В первую ночь, которую я провел с ней, я впервые не просыпался от собственного крика. Она заставила растаять мои ночные кошмары. Адель стала ангелом-хранителем моего сна…
Шарлотта была потрясена.
— И это все, чем ты можешь оправдать брак с другой женщиной? — едва смогла она произнести. — Тем, что она оказалась под рукой?
— Возможно, эта причина кажется тебе пустячной, но такова правда.
— Джонатан, я могла быть рядом с тобой! Тебе нужно было только попросить…
— И ты полагаешь, мне это было так легко сделать после того, как ты ясно дала понять, что желаешь быть одна?
— Ты первый это сказал! — Шарлотта резко встала. — Ты даже представить себе не можешь, Джонатан, как мне сейчас больно. Узнать, что тебе было так плохо, что ты так страдал, но все равно не пришел ко мне…
— А ты пришла ко мне после Чок-Хилла? — вдруг спросил он.
— Тогда ты уже был женат! О господи, я знала, что рано или поздно это снова произойдет. Ты являешься ко мне, раскрываешь свою душу, очищаешь себя и уходишь — а я опять остаюсь с осколками твоих мыслей и чувств одна. Черт бы тебя побрал, Джонатан! Мне следовало отправить тебя обратно в ту же секунду, как я увидела тебя на пороге моего кабинета!
— Шарлотта, на что ты так сердишься?
— Меня выводит из себя то, что ты вот так порхаешь по моей жизни! То прилетаешь, то улетаешь, словно я своего рода заряжающее устройство. Я больше не собираюсь быть для тебя плечом, на котором можно поплакать. Мое сердце просто не выдержит, если ты снова оставишь своих проклятых демонов у моих ног, а сам как ни в чем не бывало отправишься к своей жене.
Шарлотта распахнула дверь и выбежала под безжалостный ливень.
Джонатан бросился за ней в холодную темноту, схватил ее за руку и развернул к себе лицом.
— Чарли, послушай…
— Ублюдок! — выкрикнула она. — Тебе интересно узнать, на что я сержусь? На то, что произошло десять лет назад, вот на что! На то, как ты сидел в том итальянском ресторане и лелеял про себя свои драгоценные новости. А я блаженствовала, как идиотка, наивно надеясь, что ты собираешься попросить меня вновь вернуться в твою жизнь! И тут ты вдруг обрушиваешь на меня: «Шарлотта, я собираюсь жениться». Что я должна была тебе сказать на это? А, Джонни?
— Не знаю, будь оно все проклято! Но я ждал, что ты что-нибудь все-таки скажешь!
Зеленые глаза Шарлотты сверкали от ярости, она тщетно пыталась вырвать руку.
— Предполагалось, что все должно развиваться по сценарию, которого я даже не видела?
— Нет, черт возьми! Но я не думал, что ты просто сорвешься с места и убежишь! Кстати, почему, интересно, я не мог жениться? — прогремел Джонатан. — Ведь это же ты заявила, что тебе нужна свобода!
Шестнадцать прошедших лет вдруг исчезли. Шарлотте показалось, что земля ушла у нее из-под ног и она висит над бездной, а когда ощутила под ногами твердую почву, то она снова оказалась в 1981 году. Джонни только что прислал ей сборник стихов. Она полетела в свою комнату, даже не поздоровавшись с бабушкой, бросилась на постель и открыла титульную страницу. Там рукой Джонни было написано: «Вот так я чувствую. Страница 97». Она лихорадочно листала страницы трясущимися руками. Это наконец случилось! Джонни вышел из своей раковины и собирается признаться ей, как сильно он ее любит!
Но мечты Шарлотты разлетелись в прах, когда она нашла нужную страницу. Уродливые, холодные, больно ранящие слова: «должен пойти своим путем», «пространство и одиночество — вот хлеб мой и свет», «только душа, одинокая душа»…
И ни слова о любви!
Шарлотта даже не заплакала тогда, стихотворение просто парализовало ее. Она позвонила Джонни в Бостон.
— Я хочу, чтобы мы остались друзьями, Джонни, — Шарлотта произнесла это так, словно это была прежде всего ее идея. Как еще она могла избавить себя от унижения, справиться с болью от того, что ее отвергли? — Ты прав: между нами действительно три тысячи миль, и у каждого из нас своя дорога.
Шарлотте казалось, что, произнося эти слова, она по кусочку вырезает Джонатана из своей жизни. Но она ни за что не скажет ему, какие муки причинило ей стихотворение, никогда больше не раскроет свои чувства — ни ему, ни кому-либо другому.
— Чарли, послушай… — Его голос звучал сейчас здесь под дождем, пробиваясь к ней сквозь годы, сквозь бурю. Но она не хотела его слушать.
— Возвращайся к Адели! Оставь меня в покое!
— Я не собираюсь возвращаться к Адели.
— Не лги мне! Зачем ты здесь, Джонатан? Зачем ты приехал?
— Я приехал потому, что тебе грозила опасность…
— А какое тебе до этого дело?! — Шарлотта внезапно сорвалась на крик, слезы и капли дождя катились по ее щекам. Она уперлась руками в грудь Джонатана и оттолкнула его.
— Чарли, ты же знаешь, почему я здесь! Я волнуюсь за тебя!
— Ты опять лжешь! Ты сказал, что прочитал о смерти моей бабушки. Неужели тебе было так трудно позвонить? Или просто прислать открытку? Ты был так нужен мне, я ждала…
— Но я послал открытку! И цветы!
Шарлотта вскинула голову — и ливень обрушился на ее лицо, мокрые пряди волос прилипли к щекам, распластались по плечам, словно черные ленты.
— Не было никаких цветов от тебя.
— Чарли, я получил уведомление о вручении. — Джонатан протягивал к ней руки, словно умоляя. — Я работал в Южной Африке, хотел уехать, но не смог. Заказывая цветы, я оплатил уведомление о вручении. Их приняли в траурном зале. А потом я звонил тебе. Оставил десяток сообщений. Но ты так и не связалась
