— Едва ли. Да, у него была пара подруг после ухода матери. Но что в этом плохого? Если взрослые люди по обоюдному согласию…
— А почему ушла ваша мать?
Николь состроила мину.
— Встретила кого-то богаче и известнее! Тогда еще папа не завоевал себе имя, а она была сыта по горло бедностью. Для некоторых женщин бедность невыносима, — вызывающе добавила она, когда он нахмурился.
— Я знаю. Почему же она вышла за него, если он был так беден?
— Недоразумение, — печально ответила Николь. — Когда они познакомились, у него были «Бентли» и несколько дорогих украшений. Мама рассказывала мне, что это ввело ее в заблуждение, которое развеялось, когда он начал распродавать вещи, чтобы заплатить ренту.
Блейк торжествующе произнес:
— Деньги утекали у него сквозь пальцы.
— Неправда! — негодующе воскликнула она. — Он экономил каждый франк, чтобы одеть и прокормить меня.
— Но и себе не отказывал в удовольствиях, — прорычал Блейк. — Только не говорите мне, что ваш отец никогда не напивался.
— Не скажу, — призналась она. — Но…
— Я так и думал!
— Один-единственный раз! — возразила она. — И по веской причине!
Николь замолчала, чувствуя, что не может говорить из-за подступившего к горлу кома. Так больно было вспоминать о том, какое потрясение она испытала, услышав о неизлечимой болезни отца.
Она представила его — скорбного, сломленного болью, со срывающимся голосом, когда он осторожно сообщил ей эту ужасную новость. Гнев вспыхнул с новой силой. Что этот изнеженный аристократ знает об отчаянии и горе?
— Отец напился только один раз, потому что ему нужно было сообщить мне тяжелейшую в мире вещь, — выдавила она, сверкая глазами от гнева. — Он сказал мне, что ему осталось недолго жить. Я думаю, любому простительно напиться при подобных обстоятельствах, не так ли?
Видимо, ее объяснение Блейка не убедило.
— Алкоголики ловко умеют скрывать свою слабость от членов семьи.
— Он не был алкоголиком! — закричала Николь.
Он пожал плечами, словно ее мнению нельзя было доверять.
— А как насчет разврата? Вы не припоминаете никаких бурных вечеринок?
У нее возникло желание ударить его.
— Как вы смеете?
— Значит, не было вечеринок? — протянул он.
— А они запрещены? — парировала она. Его брови цинично изогнулись.
— Это зависит от того, что на них происходит.
— Конечно, мы устраивали вечеринки. Шумные. Если вы называете музыку, пение, смех и возбужденную болтовню «бурными», то да, наши вечеринки были именно такими! Но никогда ничего дурного! Люди приводили своих детей. Неужели вы думаете, что они подвергли бы их чему-то неприличному?
— Ваша мать не была в восторге от вашего отца, — заметил он с язвительным выражением лица.
— Если бы я была злюкой, — резко ответила Николь, — я могла бы сказать то же самое о вашей бывшей жене. И о моем бывшем муже. Но разве это делает нас чудовищами?
Он улыбнулся в невольном восхищении.
— Если вы такая задиристая после всевозможных неприятностей и изнуряющего путешествия, — удивленно размышлял он, — какая же вы, интересно, в своей лучшей форме?
— Динамит.
— Да… я могу в это поверить.
Низкая хрипотца его голоса и чернильная чернота глаз посеяли сумятицу в ее теле. Николь чувствовала, как его сексуальная аура неумолимо притягивает ее к нему. Поэтому сложила руки на груди, словно защищаясь. Затем осознала, что тем самым только еще больше приподнимает и подчеркивает свою грудь, что уж совсем неразумно. Вот тогда-то, заметавшись в поисках выхода из неловкой ситуации, она и спросила, нельзя ли ей принять ванну и отдохнуть.
Со вздохом она погрузилась глубже в пену, вытянувшись в огромной викторианской ванне. Никогда раньше она не видела такой роскошной ванной комнаты с тяжелыми золотистыми шторами на окнах, подобранными витыми шнурами с массивными кисточками.
Когда она вошла, ее босые ступни утонули в мягком ворсе кремового ковра, и она с нетерпением предвкушала, как завернется в одно из огромных банных полотенец. Освободившись от страха, что ее отец мог совершить что-то ужасное, она теперь могла расслабиться. Приятная музыка, льющаяся из невидимого стерео, проникала в ее подсознание.
Вдоволь насладившись купанием, она задернет полог огромной кровати и отключится до тех пор, пока не придет время кормить Люка, который мирно спал в одной из старинных колыбелек Джозефа.
Совершенно очевидно, что между отцом и кем-то еще из семьи Беллами произошел разрыв. А те дурацкие истории были выдуманы семьей Блейка, чтобы объяснить внезапный отъезд Джайлза.
Он лично проводил ее до комнат в западном крыле и сказал, что придет за ней в семь, чтобы проводить к ужину.
— Я сама могу найти дорогу, — надменно возразила Николь.
— Пожалуйста, ждите здесь, — настаивал он. — Я буду плохим хозяином, если позволю вам заблудиться.
Как странно, размышляла она, выходя из ванны и закутываясь в полотенце. В тот момент он был заметно напряжен. Как будто боялся, что она начнет шнырять по комнатам и, возможно, прикарманит парочку антикварных вещиц.
— Что ж, Блейк Беллами, — весело проговорила она, энергично растираясь полотенцем, — завтра в это время я уже буду на пути домой. А ты и твоя драгоценная семейка можете дальше лелеять свои предрассудки. Несмотря на то, — печально добавила она, разглядывая в зеркале свои совершенно впустую пропадающие прелести, — что ты самый сексуальный мужчина из всех, которых я когда-либо встречала.
Ошеломленная властью, которую он возымел над ней, Николь подняла голову и уставилась невидящим взглядом в окно комнаты. Затем ее глаза сфокусировались на чем-то, движущемся в отдалении.
Плотно завернувшись в полотенце, она подошла ближе. Кто-то, словно ветер, скакал верхом по парку. Высокая темная фигура на блестящей черной лошади.
Блейк.
Мужчина верхом на коне. Символ господства и власти, физической силы, мужественности и жизни.
Что ж, мужественности и жизни Блейку не занимать. В нем чувствовалась бездна энергии. Он контролировал эмоции. В постели такой мужчина будет тигром, выпущенным на свободу из клетки. Трепет вновь пробежал по ее телу. И она устыдилась своих мыслей.
Атмосфера за ужином обещала быть холодной. Николь вдохнула, отвернувшись от окна и решительно выбросив Блейка из головы.
Начав готовиться к кормлению и переодеванию Люка, она сказала себе, что молча поест, потом отправится в постель, а завтра утром уедет, не попрощавшись. Блейк не заслуживает вежливости. Кроме того, он наверняка будет рад ее отъезду.
Все тело Блейка приятно ломило после скачки. В этот раз потребовалось довольно много времени, чтобы освободиться от накопившихся эмоций. Казалось, Николь забралась в самые потайные уголки его
