Твое тело ласкал без конца, без конца. Из окошек резных, В петушках золотых, Ты глядела в жемчужном кокошнике в сад, Где баян молодой жег любовью твой взгляд И настраивал гусли на праздничный лад. Из боярских затвор К устью Волги, в шатер, Я увез Тебя ночью на верном коне. Ты шептала: «Люблю», прижимаясь ко мне, Ты казалась русалкой при бледной луне… И вот вновь Ты — моя… Новый След затая, Я таю еще глубже былые следы. Разве Ты — это Ты? Ты — звено красоты Из цепи неразрывной бессмертной мечты. 1922 Маме Жизнь ли бродяжья обидела, Вышел ли в злую пору… Если б ты, мама, увидела, Как я озяб на ветру! Знаю, что скоро измочится Ливнем ночным у меня Стылая кровь, но ведь хочется, Всё-таки хочется дня. Много не надо. Не вынести. И всё равно не вернуть. Только бы в этой пустынности Вспомнить заветренный путь, Только б прийти незамеченным В бледные сумерки, мать, Сердцем, совсем искалеченным, В пальцах твоих задрожать. Только б глазами тяжёлыми Тихо упасть на поля. Где золотистыми пчёлами Жизнь прожужжала моя, Где тишина сероокая Мёртвый баюкает дом… Если б ты знала, далёкая, Как я исхлёстан дождём! 1922 2. Печальная песня (фр.).
Брату Николаю Тихо так. Пустынно. Звёздно. Степь нахмуренная спит, Вся в снегах. В ночи морозной Где-то филин ворожит. Над твоей святой могилой Я один, как страж, стою… Спи, мой мальчик милый, Баюшки-баю!.. Я пришёл из дымной дали, В день твой памятный принёс Крест надгробный, что связали Мы тебе из крупных слёз. На чужбине распростёртый, Ты под ним — в родном краю… Спи, мой братик мёртвый, Баюшки-баю… В час, когда над миром будет Снова слышен Божий шаг, Бог про верных не забудет, Бог придёт в наш синий мрак, Скажет властно вам: проснитесь! Уведёт в семью Свою… Спи ж, мой белый витязь, Баюшки-баю… Даже в слове, в самом слове «невозвратное»,
