была амазонка тёмно-голубого цвета, сшитая по последней моде. Те, кому удалось подобраться достаточно близко, говорили, что цвет идеально подходил к оттенку её глаз. Экстравагантная шляпа с перьями венчала её тёмно-золотистые локоны. Она ехала верхом на энергичном мерине, с которым легко справлялась.
Своенравное животное не желало подчиняться, потому что они продвигались медленно. Даже горько разочарованные мамаши и их в равной степени потрясённые незамужние дочери спрятали свои чувства. Они, как и все прочие, хотели быть представленными будущей герцогине Марчмонт. Ей были представлены все, кроме тех леди, которые отшатывались от неё в Малой Приёмной. Этих дам Марчмонт каким-то образом сумел не заметить.
В пятницу вечером Марчмонт обедал по-домашнему с Лексхэмами.
После обеда семья собралась в библиотеке, как они всегда делали в неформальных случаях.
Именно Лексхэм произнёс:
– Наслышан о твоём скандальном пари, Марчмонт.
– Так много подходит под это описание, – ответил герцог. – О каком именно пари идёт речь?
– О том, будешь ли ты или не будешь женат до конца месяца. Прежде всего, могу я заметить, что ты существуешь только в единственном числе – и это можно рассматривать как признак превращения тебя в тётю Софронию – и, во-вторых, у тебя меньше недели до конца месяца. Не будет ли логичнее уладить этот вопрос с Зоей?
Зоя вела себя чрезвычайно прилично на протяжении всего обеда. Платье её было чрезвычайно неприличным. Снова её груди были ненадёжно упрятаны под самым микроскопическим в мире лифом. В настоящее время она стояла у окна, глядя вниз, на Беркли-Сквер, где в это время вряд ли можно было что- то увидеть.
Со своего места Марчмонт видел её в профиль. Свет свечей поблёскивал в волосах девушки и оставлял в тени лицо, придавая ей вид отсутствующий и даже загадочный. Он ощутил неловкость и поймал себя на мысли о том, знает ли он её вообще, в конце концов. Затем герцог сказал себе, что это просто нелепо, всего лишь игра света и тени.
Отбрасывая сомнения, герцог произнес:
– Я обнаружил, что не одобряю долгих помолвок. Зоя, не будешь ли ты возражать выйти замуж на следующей неделе?
– На следующей неделе? – воскликнула леди Лексхэм. – Я думала, это одна из Ваших шуток. Действительно, короткая помолвка.
Марчмонт вспомнил, что Зоя была их последним ребёнком. Они бы, вероятно, хотели расстаться с ней с размахом, устроив большой приём. В конце концов, это не мелочь – выдать дочь замуж за герцога. Проблема в том, что этот герцог так долго был членом семьи, что было очень легко здесь забыть о его взрослом положении в свете. Здесь, в некотором роде он всё ещё чувствовал себя лордом Люсьеном де Грэем. Даже когда он был мальчиком, Лексхэмы редко упоминали его титул. Только на людях он был лордом Люсьеном. Зоя так называла его только, когда передразнивала или злилась на него.
– Как же я не подумал, – сказал он. – Вы захотите подготовить свадебный завтрак, или обед, или бал, или что-то вроде того. Такие вещи требуют времени, как мне говорили. Что же, тогда в мае, возможно.
Зоя повернулась от окна и поглядела на него, как делала иногда, как будто думала, что сможет прочитать его мысли. Никто не мог их прочитать, по его мнению.
– Свадебное торжество? – спросила Зоя. – Это необходимо?
– Думаю, твоим родителям этого хотелось бы.
– Вам будет трудно в это поверить, – сказал Лексхэм. – Но мы с моей женой тоже когда-то были молодыми. Жизнь коротка и непредсказуема. Твои родители недолго наслаждались своим счастьем. Используйте время по максимуму, скажу я вам. Но что ответит Зоя? Ты выглядишь подавленной этим вечером. Тебя внезапно охватил страх от мысли стать герцогиней?
– Пока нет, папа, – ответила она. – Я только размышляла, какое платье надеть на свадьбу. – Она одарила Марчмонта рассеянной улыбкой: – Мне тоже не по вкусу долгие помолвки. Я думаю, было бы забавно пожениться в последний день месяца.
Она залилась своим лёгким и светлым смехом, смехом Зои, и эти звуки словно осветили комнату:
– Хочу увидеть, как ты сам себе уплатишь за пари.
Субботним утром герцог Марчмонт прибыл в Лексхэм-Хаус в состоянии неуверенности. Это было чувство, с которым он редко сталкивался, и оно ему не нравилось. На этот раз он не мог от него избавиться, затолкав в мысленный шкаф. Оно прицепилось к нему, как огромный колючий репейник.
Его не ждали, но ему в голову не пришло предупреждать заранее, поскольку он и раньше не делал этого.
Марчмонт обнаружил Зою в комнате для завтрака, окружённую сёстрами, все они, как обычно каркали и трещали.
– Ах, вот Вы, – завопила одна, как только он вошёл. – Это просто невозможно сделать.
– Вне всякого сомнения, – поддакнула вторая.
– У неё нет приданого.
– После всего нашего тяжкого труда, чтобы заставить свет её принять, – сказала Августа, – и после всего, чтобы выйти замуж с подобной спешкой, в такой вызывающей манере – украдкой? Немыслимо. Нам нужен, по меньшей мере, месяц.
– Лучше всего в июне, – сказала Присцилла. – Доротея и я ожидаем пополнения в мае.
Зоя посмотрела на них, закатила глаза и продолжила намазывать маслом свой тост.
– Герцогиня Марчмонт, – сказал Люсьен, – может сочетаться браком когда и где ей будет угодно. Герцогиня Марчмонт ничего не делает украдкой. Если герцогиня Марчмонт пожелает поспешить, весь мир будет спешить вместе с ней. Ваша будущая светлость, когда ты закончишь завтракать, я хотел бы поговорить с тобой в месте, где не будет твоих сестёр. Я подожду тебя в библиотеке.
Он пошёл в библиотеку.
Там было благословенно спокойно.
Герцогу спокойно не было.
Он подошёл к камину и посмотрел на каминную решётку. Он подошёл к окну и осмотрел Беркли-Сквер. Одна карета. Двое всадников. Два человека, прогуливающиеся в направлении к Лэнсдаун-Хаус. Небольшая группа людей вышла от Гантера и прошла через небольшой парк. Марчмонт вспомнил, как выглядела площадь несколько недель назад, в день Апрельского Дурака, в день, когда он приехал сюда, намереваясь разоблачить самозванку и обнаружил вместо неё девочку, которую он потерял двенадцать лет назад.
Теперь они собирались пожениться.
Тридцать дней, со времени, как он вошёл в маленькую гостиную Лексхэм-Хауса и застал её, сидящей в кресле, до дня, на который он назначил их свадьбу – ближайший четверг, в точности в конце месяца.
Тридцать дней, от начала до конца.
Тридцать дней, и он расстанется с холостяцкой жизнью.
Не это беспокоило герцога. Так должно было случиться рано или поздно. Его долг заключался в том, чтобы жениться и произвести наследников, долг, висевший над ним практически с самого рождения – хотя прямым наследником был Джерард, продолжение древнего рода было делом слишком важным, чтобы оставлять его на одного единственного мужчину в семье.
Его беспокоил предмет, находившийся у него под рукой.
Казалось, прошли часы, дни, месяцы и годы, пока что-то не заставило его повернуться в сторону двери. Люсьен, видимо, сам не сознавая, услышал её шаги. Она застыла в дверях.
Зоя стояла в корректной позе. Её утреннее платье надлежащим образом полностью закрывало её руки и бюст. Но ни одна английская женщина не стояла бы таким образом. Ни одна англичанка не прильнула бы на мгновение к косяку, вызывая в мужской голове образы того, как она падает на спину в подушки, с одеждой в беспорядке, со взглядом, затуманенным от желания.
– Спасибо за то, что утихомирил их, – сказала Зоя, войдя. – Ты удивляешься, почему я позволила им продолжать и не спорила с ними. Беда в том, что если я начну спорить, то никогда не закончу свой завтрак, и всё остынет. В гареме у нас постоянно случались истерики, гораздо хуже этой. Женщины кричат, угрожают, жалуются, рыдают. Я говорю себе, что привыкла к такому. Я говорю себе, что позволю этому пронестись надо мной, представляя, что это буря, беснующаяся снаружи. Но это очень раздражает, и я буду
