Они снова склонились над привезенными чертежами, и после нескольких часов работы Крайнев сказал:
— Здесь нет ничего нового. Если даже допустить, что они сделали несколько шагов вперед, то и тогда мы намного опередили их.
Он отложил чертежи и больше уже никогда к ним не возвращался.
В тот же вечер в кабинет Крайнева вошла чем-то взволнованная Ганна. Юрий умел точно определять смену настроений жены, но в этот раз стал в тупик.
— Что с тобою? — спросил он.
Ганна, не отвечая, поставила перед ним на стол колбочку, на дне которой переливалось несколько капель густой, напоминающей растительное масло, жидкости.
— Что это такое?
— Знаешь, — сказала Ганна, — как-то неловко хвалиться, но придется ставить широкий эксперимент. Мне кажется — я уже чего-то добилась в своей работе… Ты как-то говорил о такой взрывчатке, которая была бы послушна, как верный пес, и сильна, как разъяренный слон. Это, конечно, образное преувеличение, но нечто подобное мне удалось найти. Более того, я уверена, что теперь уже можно думать о двигателях для межпланетных полетов.
Она взяла в руки колбочку, посмотрела на нее против света. Прозрачная жидкость медленно плыла по стеклу.
— Она может взорваться?
— Только по моему приказу, — улыбнулась Ганна. — Пора за работу! Ты даже представить себе не можешь, какая это сила…
Юрий не ответил, но сердце его переполнила волна радости и любви; он обнял жену и крепко поцеловал в прохладные губы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
В небе над аэродромом плыло морозное, оттененное холодным туманом солнце. Зима на Зауралье была в разгаре, но теперь на нее уже никто не обращал внимания — все знали, что вскоре после испытаний первого реактивного самолета и, во всяком случае, не позже весны, институт стратосферы вернется в Киев.
Валя ходила возле новой машины, рассматривала ее я так, и этак, словно впервые видела. Небольшой, с чуть опущенными книзу и скошенными назад крыльями, реактивный истребитель был действительно очень красив. В нем воплощен был опыт Юрия Крайнева и всего коллектива института. Это должна была быть безупречная боевая машина, надежная и безотказная, как винтовка.
Крайнев стоял недалеко от самолета, наблюдая, как его товарищи в последний раз проверяют все в машине, как Валя, одетая в специальный комбинезон, садится в кабину и закрывается в ней, как вывозят самолет на старт…
Волна воспоминаний нежданно нахлынула на него, и были эти воспоминания теплыми и радостными.
…Вот он выходит со двора своего дома на улице Ленина, в машине новый шофер. Это же он, Юрий, пообещал Вале, что она будет летать…
…Тяжелая машина с винтом и ракетами взлетает с аэродрома. ЮК-9 кажется теперь таким неуклюжим… Но так оно и должно быть: не построй они тот неуклюжий самолет, и этот не появился бы на аэродроме.
…Ганна Ланко с цветами в руках стоит на перроне киевского вокзала. Это он, Юрий, едет на конгресс в Париж… Костлявое лицо Людвига фон Дорна выглянуло словно из тумана…
…Широкий бетонированный аэродром… С него он должен взлететь на самолете без винта. На одних только ракетах… Это непривычно и страшно… А вот перед ним машина, и никто даже не подумает, что ей нужен винт…
…Крейсер «Красный Кавказ» плывет, разрезая волну в штормовом море, и к академику Барсову приходит Марина Токова. Давняя и незабываемая встреча…
К Крайневу подошел Валенс, и волна воспоминаний отхлынула. Юрий удивленно поглядел на директора и улыбнулся:
— Ну что ж, все готово. Сейчас начнем, — сказал Валенс.
— В добрый час! — ответил Крайнев.
Валя уже давно изучила этот самолет. Часами просиживала она в кабинете, приноравливаясь и привыкая к каждой мелочи. На земле она научилась ощущать каждую частицу самолета, каждую его деталь. Но теперь ‘ей нужно взлететь в воздух, где все воображаемое сместится, где все будет выглядеть совсем иначе* чем на земле', и бешеная
скорость заставит жить быстрее, принимать решения за какие-нибудь сотые доли секунды. Ведь за каждую секунду самолет пролетает почти полкилометра, и раздумывать некогда — каждое движение должно быть абсолютно точным, а главное — осмысленным.
Вот уже дали разрешение на взлет. Валя добавила оборотов турбине. Теперь где-то здесь, совсем рядом, ротор турбины крутится с неслыханной до сих пор скоростью — десятки тысяч оборотов в минуту. Так, все хорошо, пусть немного поработает… Ну, теперь можно взлетать.
Все нужные движения Валя выполнила почти автоматически и даже сама не сразу поняла, как взлетел самолет. Это было странное, совсем отличное от обычных полетов впечатление. Словно бы ты сел, как барон Мюнхгаузен из старой сказки, верхом на пушечный снаряд и летишь, сам не зная, что случится с тобой через минуту.
Но такое ощущение скоро исчезло. Нет, Валя точно знала, куда летит и какую программу испытаний должна выполнить. Для простых полетов у нее нет времени — теперь надо испытывать, проверять, выяснять недочеты. Машину нужно как можно скорее запускать в серийное производство — фронт требует усовершенствованного вооружения.
Мельком ей подумалось, что война, пожалуй, закончится раньше, чем эту машину передадут на завод, но жалости эта мысль не вызвала. Вот и хорошо, пусть себе заканчивается скорее!
Теперь Валя целиком отдалась испытанию самолета. Удивительная была эта машина. Абсолютно невозможное на обычных винтовых самолетах становилось здесь не только естественным, а даже обязательным. Одним рывком взлететь на несколько километров вверх, вдруг спуститься к земле и снова взлететь еще выше — все это самолет выполнял так, будто для него вообще не существовало границ высоты и скорости. Но Валя хорошо знала, что такие границы все же существуют. Именно их она и должна была точно определить. И она взялась за эту работу и работала, пока стрелка счетчика не показала, что горючего осталось на пять минут.
Валя поискала глазами аэродром, спустилась ниже, нацелилась на двухкилометровую посадочную площадку и, обуреваемая страхом, — ибо садиться на такой сумасшедшей скорости ей еще никогда не приходилось, — приземлилась. В какое-то мгновение ей даже показалось, что самолет обязательно перевернется, но все обошлось как нельзя лучше,
— Прекрасная машина, Юрий Борисович, — сказала она, когда грузовой автомобиль приволок самолет на место старта и можно было ступить на твердую землю, — но над уменьшениями посадочной скорости нужно еще работать. Я чуть не умерла от страха.
— Ну, в это я мало верю, — засмеялся Крайнев. — Однако над этой проклятой скоростью, безусловно, придется поработать, и здорово поработать. А общее впечатление?
— Что там говорить об общем впечатлении!.. Если б у нас на фронте была хоть сотня таких самолетов — гитлеровская авиация и носа бы не показала в воздух…
— Спасибо, — поклонился Юрий. — Но как мы эту самую скорость будем уменьшать, вот вопрос!
— Некоторые соображения по поводу скорости у меня есть, — вмешалась Марина.
— Очень хорошо… А теперь, товарищи, я прошу всех ко мне. Поговорим, на чем нам нужно заострить свое внимание, — сказал Крайнев.
